До тебя. Ксения Вокс

м, когда сижу около кабинета психолога, что пытается ковыряться у меня в мозгах. Только время зря тратит. Неужто больше заняться нечем: например, взять под опеку кого-то другого. Я и так знаю, какие тараканы есть в моей голове, и нет желания с кем бы то ни было делиться.

      Я хожу сюда на протяжении нескольких месяцев, потому что, видите ли, мое нежелание общаться с людьми сделало из меня нелюдимого человека. Нелюдимого человека называют мизантроп. Он может испытывать отвращение ко всем без исключения людям, либо иметь узкий круг единомышленников. Да, я именно такая. Потому что потеряла последние силы доверять тем, кто встречается мне на пути. У меня одна лучшая подруга, и она единственное, что осталось у меня. Она не осуждает и не хвалит за мой выбор. Она просто рядом.

      А эти неугомонные люди, наподобие миссис Лонг, думают, что мне нужен мозгоправ и это неправильно – в свои восемнадцать отрекаться от всех прелестей подростковой жизни.

      Только если бы они знали, какая на самом деле у меня жизнь…

      – Грейс, здравствуй, – кабинет моего мозгоправа открылся, и из него появилась утонченная фигура молодой девушки. Если бы я ее не знала, то спутала бы со школьницей. На ней было чёрное строгое платье до колена, а собранные на затылке волосы придавали еще более серьезный вид. – Пойдем, поговорим. Молодец, что пришла.

      Если бы мне дали возможность, то я ни за что бы не пришла, но увы, я тут.

      – Здравствуйте.

      Я и не здоровалась бы даже, не хочу, но это происходит на автомате, ведь где-то внутри до сих пор есть та самая девочка, что свято верит в чудеса. И эта черта меня дико бесит. Я превратилась во мрак за последний девять месяцев пребывания в этом чёртовом Роксвилде.

      В кабинете, как всегда, пахло свечами с ароматами хвои. Боже! Этот тошнотворный запах придется терпеть ближайшее сорок пять минут. «Минуты ада», как я их назвала.

      Присаживаясь в мягкое кресло, я откидываюсь на спинку и знаю, что в миллионный раз пришла просто молчать. Вот мне просто нечего ей сказать, не хочу. За последние месяцы я стала именно такой, какая есть, мне не интересно, как сейчас, она будет мне демонстрировать свои суперспособности железных нервов. И говорить, какая жизнь прекрасная штука и не стоит просить опять возвращаться к ней. Я. Не. Хочу. Только и всего.

      Хоть и пространство кабинета было выполнено в мягких цветах и обставлено не кричащими предметами интерьера, мне было тут некомфортно. Стол стоял около центральной стены, на нём царил идеальный порядок, а около него, собственно, мое кресло. Справа шкаф, слева окно. Все. За столько дней я выучила даже, где лежит та или иная книжка. Только мне все равно.

      – Грейс, ты начала спать ночью? Или все так же страдаешь бессонницей?

      Мне нечего было ответить, потому что ничего не изменилось с последнего посещения этого кабинета. Но я вновь молчу, принимаясь доставать из сумки излюбленный блокнот и карандаш. Он полностью уже изрисован, а мне все равно – так чувствую себя защищенной.

      – Ты снова собралась молчать? Грейс, пожалуйста, поговори со мной. Ты столько месяцев ходишь ко мне, что можешь считать своей подругой. Ты прекрасно знаешь, что я никогда ничего не расскажу.

      Спасибо. Было дело, я хотела рассказать весь свой кошмар, который пережила после переезда в этот город богачей. Да, именно. Роксвилд – являлся одним из вип-городков, где на каждом шагу кишит золотая молодежь и их расфуфыренные родители.

      – Мне нечего вам сказать, – отрезаю я, не поднимая головы в сторону типа «подруги», – можно просто помолчать?

      – Нельзя. Нельзя закрываться от всего, что было и происходит с тобой, – я усмехаюсь, продолжая рисовать цветок вишни на белом листе. – Твоя мама очень переживает из-за того, что ты перестала быть жизнерадостным человеком. Что случилось?

      – Можно я пойду? Миссис Лонг, я не хочу разговаривать, пожалуйста, давайте просто прекратим весь этот цирк.

      Мне надоело!

      Поднимаюсь с кресла и попросту ухожу, мне не интересна вся эта демагогия, что она собирается развести. Пусть займётся чем-то другим, а меня оставит в покое.

      Уже на улице я смогла прекратить возрождение паники, от которой у меня напрочь сбивается дыхание. Все, что касается моей матери, я не хочу слушать. Она сделала свой выбор, но не в сторону собственной дочери.

      Небрежно пихаю блокнот в сумку и уверенно спускаюсь с лестницы школьного крыльца. Около здания много народу, и это та самая злая категория людей. Богатенькие детки своих родителей всегда ненавидят приезжих в их идеальный мир. Они короли этого города, и об этом кричит вся их жизнь, как и роскошь вокруг них. Я себя чувствую полнейшим низшим звеном, потому что из меня сделали человека, которой попросту избегает их гнева.

      Обхватив ремешок сумки, я пробираюсь через толпу, держа курс по направлению выхода с территории школы. Отдаленно я слышу, что мои одноклассники тут, но не имею особого желания встретиться у них на пути. Я никогда их не боялась, нет. Во мне умерли все чувства, я словно пустой сосуд. Мне абсолютно похер на всех.

      – Какие люди в Голливуде.

      Около