Сделка. Святослав Яров

катился по шоссе, строго соблюдая скоростной режим.

      Под мерное урчание мотора расположившийся на заднем сиденье Кама сперва начал было клевать носом, но в какой-то момент встрепенулся. Поерзал, усаживаясь поудобнее, и, чтобы унять нарастающее беспокойство, стал поглядывать в окно на колосящиеся нивы, рапсовые поля и разные другие радующие глаз сельхозугодья.

      Доподлинно, конечно, неизвестно, но, вроде как, Лукашенко самолично время от времени летает на вертолете над полями и пастбищами и высматривает незасеянные участки, заброшенные или запущенные фермы и луга. Не дай бог, найдет, таких люлей нерадивому местному начальству навешает, что мама не горюй!

      На другой день, глядь, пустовавший клочок земли уже распахан, а то и засеян. Вообще-то, на Батьку это похоже. Знающие люди поговаривают, он, не смотри, что уже четыре с лишним пятилетки президентит, а все по своему колхозно-совхозному прошлому ностальгирует – никак позабыть не может. Видно, считает его самой верной гарантией стабильной экономики.

      Ну да, впрочем, это его дела, сказал себе Кама, вернувшись мыслями к тому, что занимало его по-настоящему и тревожило не на шутку. Нервы теребил навязчивый вопрос, с какого это, интересно, бодуна Леха Басмач дернул меня к себе в Бобруйск в воскресенье с утра пораньше? По телефону ничего объяснять не стал. Шифруется. А Леха не из тех, кто станет теребить серьезных людей по пустякам. Кама был старше Басмача лет на двадцать и, сам тоже уроженец Бобруйска, знал того, можно сказать, с пеленок.

      Детство у парня было не сахар. Родаки – алкаши конченые. Рос Леха, считай, на улице, никогда досыта не ел. При таком стартовом раскладе на зону загреметь ничего не стоит. Он и загремел. Семнадцати ему еще не было, подсел за хулиганку. Через год вышел. Полгода не прогулял, взял на гоп-стоп какого-то залетного у вокзала и тут же нарвался на ментовской патруль. Опять зона. На этот раз оттянул треху.

      Когда откинулся и вернулся в родной город, Аким, тогдашний смотрящий* за городом, под свое крыло его взял, к делу приспособил. Лет пять Басмач под ним проходил и кой-какого соображалова поднабрался. Ну а когда Аким сыграл в ящик от застарелого тубика, то есть туберкулеза, Леха его сменил. Кама, как положенец**, поставил Басмача на Бобруйск, и ни разу потом об этом не пожалел. Уж года четыре он там рулит, и все и всегда было у них ровно, без особых проблем и непоняток.

      Однако значился за Басмачом один пунктик. Верно говорят, сызмальства голодный вовек не наестся досыта. До сих пор внешне у него было все по понятиям и традициям: на чужую поляну не лез, не беспредельничал, в общак заносил аккуратно…

      Поднялся, какой-никакой собственностью оброс и авторитет нагулял: тачки, телки, все дела… – живи да радуйся. Крышуешь коммерсов, ну и крышуй себе. А этому все мало. Прет из него ненасытность какая-то. Может, из-за нищенского детства, а может, потому, что Европа под боком, соблазнов зашибить бабки по-легкому много. Одному тонну-другую редкоземельных металлов в Польшу протащить надо, другому – фуру с астраханской икрой, а третьему – амурского тигра.

      Леха за все без разбора готов был хвататься, лишь бы бабло капало. А при такой всеядности, да плюс ротозействе, и неразборчивости в блудняк влететь, нарваться на проблемы, – это на раз-два, и сам не заметишь, как наступит полный «аллес капут», или те, кого ты считал братанами, сольют ментам или менты сами до тебя докопаются. Но несмотря ни на что, Леха этого так и не смог уразуметь.

      Благо ещё, что со всеми поступающему ему предложениями Басмач, как положено, первым делом шел к Каме, за которым всегда и непреложно оставалось последнее слово, да и «окно» на границе тоже он контролировал. Бывало, примчится Леха, весь на взводе, глаза горят: тема катит сладкая! Но на поверку девять из десяти предлагаемых ему замутов оказывались фуфлом.

      Кама с высоты своего немалого опыта ситуацию прочухивал в момент и, как можно доходчивее, «на пальцах», растолковывал Лехе, где светит попадалово, а где игра свеч не стоит. До сих пор ему удавалось как-то притормаживать и вразумлять Басмача, но тот все никак не унимался. Вот и опять…

      – Глянь-ка! Кажись, Лехин «крузак», – вклинился в его мысли голос Витька.

      *Смотрящий – уголовный авторитет, контролирующий ситуацию в местах лишения свободы или на воле: в районе, в городе.

      **Положенец – в криминальной иерархии человек, назначаемый «вором в законе», имеющий право принимать решения в отсутствие того и от его имени на определенной территории: крупный город, область. По сути, положенец – смотрящий высшего ранга.

      Кама посмотрел вперед. Возле стелы с крупной надписью «Бобруйск» действительно их уже поджидал знакомый серебристый «лендкрузер». Басмач выбрался из машины, чтобы встретить гостей. «Гелендваген» остановился в нескольких метрах от него. Кама вышел, и они обменялись рукопожатиями.

      – Здорово! – поприветствовал положенца Басмач.

      – Добры дзень! – не без подначки, по-белорусски, ответил Кама и, заметив на лице Лехи растерянность, с улыбкой спросил: – Цы ты позабыу родную мову?

      – Не смеши. Я – бульбаш только по паспорту, – отмахнулся Леха. – А то ты не знаешь!

      Во