Нью-Йорк. Эдвард Резерфорд

лицо, было бы легче. Но она была в грязи. Волосы всклокочены. Взгляд плавал по комнате, тщетно пытаясь собраться. Джона шатнуло. Он выглядел сонным.

      – Боже правый, сэр… – произнес отец.

      – Добрый вечер. – Джон как будто не слышал. – Я опоздал?

      Затхлый пивной дух от рубашки и изо рта растекся по всей комнате от самого порога.

      – Вон отсюда! Покиньте нас, сэр! – заорал Дирк Мастер, но Джон по-прежнему не обращал на него внимания.

      – Ага… – Его взгляд остановился на Кейт, которой пришлось повернуться, так как он стоял сзади нее. – Мисс Кейт. – Он кивнул самому себе. – Моя кузина. Милая, славная мисс Кейт.

      – Сэр? – переспросила она, едва ли зная, что сказать.

      Но ей было незачем беспокоиться, благо кузена понесло. Он шагнул вперед, рискуя грохнуться на пол, но выпрямился, а затем врезался в спинку ее стула, за которую и схватился, чтобы устоять на ногах, после чего склонился через ее плечо.

      – Какое милое платье, кузина! – воскликнул он. – Вы сегодня просто красавица! Да вы всегда прекрасны! Моя прекрасная кузина Кейт. Дайте я поцелую вам руку.

      И он, перегнувшись через спинку, потянулся к ее руке. Тут-то его и вырвало.

      На ее прическу, на плечо, руку и все ее платье в коричневую и белую клетку.

      И продолжало тошнить, когда разъяренный отец поволок сына прочь, оставив за собой сцену некоторого конфуза.

      Погожим августовским утром, чуть более прохладным, чем несколько дней назад, по Бостон-роуд катил маленький экипаж, увозивший Кейт и ее отца. Позади ударила пушка. Жители Нью-Йорка, нравилось это губернатору или нет, устроили официальный салют в честь Эндрю Гамильтона, который выехал в противоположную сторону – в Филадельфию.

      – Ха! – удовлетворенно произнес отец. – Заслуженный салют. Приехать стоило, Кейт, несмотря на вчерашний досадный эпизод. Я искренне сожалею, дитя мое, что ты пострадала от такого непотребства.

      – Я не в обиде, отец, – ответила Кейт. – Брата и сестер тоже, бывало, тошнило.

      – Но не так, – возразил он твердо.

      – Он молод, отец. По-моему, он стесняется.

      – Тьфу! – бросил тот.

      – Он не разонравился мне, – сказала она. – На самом деле…

      – Нам больше незачем видеться с этими людьми, – решительно перебил ее отец.

      И поскольку Бостон был далеко, а ее судьба находилась в отцовских руках, Кейт поняла, что больше никогда в жизни не увидит своего кузена Джона.

      Когда над Нью-Йоркской бухтой разнесся пушечный грохот и старый Эндрю Гамильтон отбыл, горожане отпраздновали не только победу над продажным губернатором, но и нечто более важное. Элиот Мастер сказал сущую правду. Хотя суд над Зенгером не изменил закона, он показал всем будущим губернаторам, что жители Нью-Йорка и американских колоний вообще воспользуются, не мудрствуя лукаво, естественным правом говорить и писать все, что им вздумается. Этот суд не забыли. Он сделался вехой в истории Америки, и люди той эпохи правильно уловили, куда дует ветер.

      Правда,