Нью-Йорк. Эдвард Резерфорд

от какого-то индейского вождя.

      У нас было четыре гребца, и Босс разрешил мне держать румпель. К тому моменту, как мы проплыли уже час, он снова приободрился. В тот день течение и ветер были против нас, и мы продвигались медленно, но Босса это как будто не волновало. По-моему, он был счастлив вновь очутиться на реке. Манхэттен еще был виден, когда мы вытащили лодку на берег и встали лагерем.

      И вот на следующее утро, не успели мы толком отплыть, он смотрит на меня и говорит:

      – Насколько я понимаю, Квош, ты взял Наоми в жены. Разве ты не знал, что нужно спросить у меня разрешения?

      – Не знаю уж, Босс, жена ли она мне, – ответил я. – Когда женятся – идут в церковь.

      Интересно, что он на это скажет?

      – У англичан есть для этого особое название, – сообщил он. – По английским законам, которым мы вроде как подчиняемся, коль скоро она живет в твоем доме, как будто вы поженились, она именуется твоей гражданской женой. Так что будь с ней поласковей, – улыбнулся он.

      – Вы же не сердитесь на меня, Босс? – спросил я. Он только покачал головой с той же улыбкой. – А Госпожа?

      – Не беспокойся, – вздохнул он. – По крайней мере, в этом мы с ней сошлись.

      Затем он какое-то время смотрел на реку, и ветер задувал ему в лицо, а я следил за ним, гадая, остался ли он в добром расположении духа. Наконец я решился обратиться к нему:

      – Босс, можно спросить?

      – Валяй, – отозвался он.

      – Тут вот какое дело, Босс, – сказал я. – Вы обмолвились, что когда-нибудь я получу вольную. Но даже если Наоми – моя гражданская жена, ей от этого никакого проку. Она так и останется рабыней. – (Босс не ответил.) – Понимаете, Босс, – продолжил я, – мне все неймется, как подумаю, что у нас будут дети.

      Я-то отлично понял закон. И будь он голландский или английский – разницы никакой. Дитя раба принадлежит хозяину. И если хозяин освобождает раба, то ребенок по-прежнему его, если не отпустит особо. Вот каков закон.

      Босс все еще молчал, потом он кивнул своим мыслям.

      – Ладно, Квош, – сказал он. – Я подумаю об этом, но не сейчас.

      И мне стало ясно, что он больше не хочет обсуждать эту тему.

      Тем же днем мы сошли на берег недалеко от индейского поселения, и Босс отправился на беседу, а мне приказал ждать в лодке. Его долго не было, а когда он вернулся, то сел в лодку и велел гребцам двигаться вверх по течению. Он вроде как что-то задумал, а потому я помалкивал и занимался румпелем.

      Примерно через полчаса, когда мы прошли излучину, он обратился ко мне:

      – Помнишь индейских ребятишек, которых ты спас?

      – Да, Босс, – ответил я.

      – Ну так их мать умерла. Лихорадка.

      Я не сильно беспокоился за мать, но спасти детей старался что было мочи, а потому спросил, живы ли они и здоровы.

      – Да, – ответил он, – дети живы.

      – Это славно, Босс, – сказал я.

      Вечером мы разбили лагерь и сели есть у костра: Босс, я и четверо гребцов. Босс всегда был добр с людьми. Его уважали, но он