Школа. Аркадий Гайдар

то, что первоклассники, внезапно уяснив себе пользу наук, с совершенно необычным рвением принялись за изучение географии и даже выдумали новую игру, называвшуюся «беглец».

      Игра эта состояла в том, что один называл пограничный город, а другой должен был без запинки перечислить главные пункты, через которые лежит туда путь. Если беглец ошибался, то платил фант, а за неимением фанта получал затрещину или щелчок по носу, смотря по уговору.

      Глава третья

      Каждую неделю, в среду, в общем зале перед началом занятий происходила торжественная молитва о даровании победы.

      После молитвы все поворачивались влево, где висели портреты царя и царицы.

      Хор начинал петь гимн «Боже, царя храни», – все подхватывали. Я подпевал во всю глотку. Голос у меня для пения был не особенно приспособлен, но я старался так, что даже надзиратель заметил мне однажды:

      – Вы бы, Гориков, полегче, а то уж чересчур.

      Я обиделся. Что значит – чересчур?

      А если у меня на пение нет таланта, то пусть другие молятся о даровании победы, а я должен помалкивать?

      Дома я поделился с матерью своей обидой.

      Но мать как-то холодно отнеслась к моему огорчению и сказала мне:

      – Мал еще. Подрасти немного… Ну, воюют и воюют. Тебе-то какое дело?

      – Как, мам, мне какое дело? А если германцы нас завоюют? Я, мам, тоже об ихних зверствах читал. Почему германцы такие варвары, что никого не жалеют – ни стариков, ни детей, а почему же наш царь всех жалеет?

      – Сиди! – недовольно сказала мне мать. – Все хороши… Как взбесились ровно – и германцы не хуже людей, и наши тоже.

      Мать ушла, а я остался в недоумении: то есть как это выходит, что германцы не хуже наших? Как же это не хуже, когда хуже? Еще недавно в кино показывали, как германцы, не щадя никого, всё жгут – разрушили Реймсский собор и надругались над храмами, а наши ничего не разрушили и ни над чем не надругались. Наоборот даже, в том же кино я сам видел, как один русский офицер спас из огня германское дитя. Я пошел к Федьке. Федька согласился со мной:

      – Конечно, звери. Они затопили «Лузитанию» с мирными пассажирами, а мы ничего не затопили. Наш царь и английский царь – благородные. И французский президент – тоже. А их Вильгельм – хам!

      – Федька, – спросил я, – а почему французский царь президентом называется?

      Федька задумался.

      – Не знаю, – ответил он. – Я что-то слышал, что ихний президент вовсе и не царь, а так просто.

      – Как это – так просто?

      – Ей-богу, не знаю. Я, знаешь, читал книжку писателя Дюма. Интересная книжка – кругом одни приключения. И по той книжке выходит, что французы убили своего царя, и с тех пор у них не царь, а президент.

      – Как же можно, чтобы царя убили? – возмутился я. – Ты врешь, Федька, или напутал что-нибудь.

      – А ей-богу же, убили. И его самого убили, и жену его убили. Всем им был суд, и присудили им смертную казнь.

      – Ну, уж это ты непременно врешь! Какой же на царя может быть суд? Скажем, наш судья, Иван Федорович,