Конан. Пришествие варвара (сборник). Роберт Говард

уши, изогнутый хобот, длинные белые бивни справа и слева от него, острия которых прятались в золотые шары. Веки опущены, словно идол спал.

      «Стало быть, идол был причиной тому, что строение прозывали Башней Слона, – размышлял Конан, – ибо голова этого… создания выглядела в точности так, как расписывал слоновью внешность бродяга-шемит. Это вот и есть божок Яры? И драгоценная побрякушка наверняка находится здесь же, спрятанная на идоле либо внутри его, иначе почему бы тогда называть его Сердцем Слона?»

      Но когда Конан, не сводя взора со статуи, осторожно шагнул к ней, она внезапно раскрыла глаза!

      Киммериец оцепенел.

      Так это не изображение! Это живое существо, и он, Конан, угодил прямехонько к нему в ловушку!

      Сковавший его ужас был виной тому, что он не обрушил на эту тварь в тот же миг свой клинок. Человек цивилизованный в его положении начал бы искать сомнительного прибежища в мысли, будто повредился в уме. Однако Конан никогда не набрел бы на такую идею – не доверять своему рассудку. Он знал, что ему предстал демон Древнего мира, и это осознание наполняло его таким ужасом, что он только и мог стоять и неподвижно смотреть на это существо.

      Хобот поднялся и пошарил вокруг себя. Топазовые глазки, не видя, уставились в пустоту. Как только Конан сообразил, что существо слепо, оцепенение отпустило его, и он принялся тихонько пятиться к двери. Однако существо со слоновьей головой явно обладало отличным слухом. Хобот вытянулся в сторону Конана. И вновь ужас сковал киммерийца. Но тут создание заговорило странно звенящим, лепечущим голосом, на ровной ноте, без единой интонации. Возможно, подумал варвар, причиной тому его пасть, не приспособленная для человеческой речи.

      – Кто ты? Ты вновь пришел терзать меня, Яра? Неужто не будет предела твоей алчности? О Иаг-Коша, неужели нет конца моим мучениям?

      Слезы покатились из слепых очей. Конан бросил взгляд на тело, простертое на мраморном ложе. И тут он разглядел, что ужасное существо совершенно не может встать, чтобы напасть на него. Он увидел шрамы, оставленные, должно быть, пыточными тисками и раскаленным железом. Каким бы черствым человеком ни был варвар, его потрясли эти чудовищные обрубки рук и ног, которые, как подсказывал ему инстинкт, когда-то были такими же совершенными, как его собственные молодые руки и ноги. И внезапно глубочайшее сострадание подавило и его ужас, и все его прежнее отвращение. Конан не знал, что это за создание, однако свидетельства страдания, которое тому пришлось вытерпеть, оказались столь чудовищны и впечатляющи, что у киммерийца – непостижимо для него самого – сжалось сердце. Он ощутил космическую трагедию и содрогнулся от стыда, точно на его плечи взвалили бремя вины целой расы.

      – Не Яра я вовсе, – сказал он. – Я всего лишь вор. Я ничего не сделаю тебе.

      – Подойди ко мне, дабы мог я прикоснуться к тебе, – запинаясь,