Мои встречи с Анной Франк. Откровения выжившей в концлагере. Нанетт Блиц-Кёниг

я вишу на гимнастических кольцах…

      Я также любила читать. Книги, газеты, журналы – читала все, что попадалось под руку! Рано утром я спускалась к порогу, чтобы забрать отцовскую газету, и читать заголовки, пока поднималась по лестнице. Почему папа никогда не находил странным, что мне требуется так много времени, чтобы подняться по этой лестнице? Может быть, он понимал, что я делаю. Вероятно, папе было приятно знать, что его дочь интересуется тем, что происходит в мире, что у нее такой же живой ум, как у матери. Сегодня я понимаю, мои родители поощряли нас сформировать собственное мнение, а не навязывали нам мнение других. Это проявлялась и в отношениях с религией. Мы не были ни еврейско-ортодоксальными, ни еврейско-традиционными.

      Моя мать говорила, что она не любит преувеличивать, а отец считал себя либералом. Это не означало, что наше воспитание не включало в себя религии. Отец пять лет заставлял меня учиться у раввина. Он считал важным для меня изучать историю нашего народа. Мы не слишком часто ходили в синагогу. Однако, когда необходимо, мой отец был вполне способен провести миньян, общественную молитву, для которой требовался кворум из десяти мужчин-евреев.

      Потом все изменилось. Я помню Хрустальную ночь в ноябре 1938 года, когда еврейское имущество было разграблено, а синагоги сожжены по всей Германии. Гитлер явно начал претворять в жизнь свой план преследования и уничтожения евреев. Однако в Голландии еще не осознавали нависшей над страной неминуемой опасности. Поскольку во время Первой мировой войны мы сохраняли нейтралитет, все думали, что и в этот раз произойдет то же самое.

      Да, антисемитизм и раньше присутствовал, но в Голландии он был не столь явным, как, например, в Польше, где Гитлер посеял свое семя на заведомо плодородной земле. Когда в 1925 году он опубликовал «Майн кампф», написанную им во время пребывания в тюрьме, его сообщение о нас, «паразитах», еще больше нашло отклик в таком контексте. Кроме того, после Первой мировой войны Германия была опустошена в финансовом, политическом и социальном плане. Все стороны были готовы компенсировать свои потери за счет евреев.

      Мне и моей семье подписали смертный приговор 22 марта 1941 года. После оккупации в умах людей уже не было никаких сомнений: положение еврейской общины в Голландии будет ухудшаться. Нацисты быстро решили, что все голландцы, если они евреи, должны объявлять себя таковыми властям. Эти декларации, как и управление всеми гетто в Польше, где евреи фактически содержались в заключении, управлялись еврейскими советами, созданными нацистами. Эти учреждения сыграли весьма противоречивую роль во время Холокоста.

      Со временем евреи все больше изолировались от общества. Я видела, как мою свободу уничтожают на моих же глазах. Наша жизнь в Голландии явно ухудшилась. В конце 1940 года государственных служащих-евреев уволили вместе с учителями-евреями. Вскоре были приняты дополнительные меры изоляции. Нам запретили пользоваться общественным транспортом, парками и кинотеатрами. Некоторые