Пока стоит земля. Вера Маркова

95) известно у нас прежде всего по переводам японской поэзии: именно в переложениях Веры Марковой русский читатель узнал и полюбил Басё, Исикава Такубоку, средневековую японскую поэзию, драму, прозу. В переводе Веры Марковой вышла и первая на русском языке книга стихов Эмили Дикинсон (1981). Это тоже было событие.

      Но Вера Маркова – оригинальный поэт остается до сих пор почти неизвестной. Единственная опубликованная в 1992 году книга ее стихов – избранное из очень большого корпуса всего, что она писала в стол в течение тридцати лет, – прошла почти незамеченной.

      Вера Маркова (по ее собственному признанию) писала, не думая о публикациях. Она их не хотела. Вероятно, не слишком многих она знакомила со своими стихами: в самиздатских списках этих стихов тоже не знали. Теперь перед читателем может открыться этот большой уединенный мир.

      «В царской ложе…»

      В царской ложе

      Осенней рощи

      Серых шинелей все больше, больше…

      Ау, дичок – молчок,

      Детство мое!

      Хорошо ль тебе бегалось,

      Высоко ль тебе прыгалось

      По черепам, по черепкам,

      По красным и золотым черепкам —

      Сквозь сплюнутую с губы шелуху?

      Представим себе, что это пишется в 1964 году – среди шумного праздника «эстрадной поэзии», когда все гудит яркими рифмами и злободневными эскападами Евтушенко и Вознесенского. Это совсем другой мир, совсем другой стих (верлибра русская поэзия в то время почти не знала), другая сосредоточенность, другой опыт. В этой осенней зарисовке не пейзаж, а история: шинели, знаменитое революционное лузганье семечек… Это о приближении трагического перелома истории (черепа, черепки). Предреволюционное детство. Стихи Веры Марковой пропитаны тем трагическим восприятием происходящего, которого молодые шестидесятники просто не знали. Она же знает, что было и могло бы быть на этом месте – что-то совсем другое.

      «Я ненависть нянчила на руках…»

      Я ненависть нянчила на руках.

      Качала ее,

      Пеленала ее…

      Кормила

      Презренным лицом

      И шорохом крови.

      А теперь она

      Идет на меня, качая улицы,

      В ногу, в ногу, в ногу,

      И сквозь рупор

      В упор:

      …ый, ый, ый.

      Прямые, сильные стихи. Решительный отказ от тропов и вообще от «поэтизмов». Вера Маркова, со студенческих лет имея дело с японской культурой, знает цену немногословия. (При этом о стилизации здесь речь идти не может.) Письмо Веры Марковой ближе современной ей европейской поэзии, чем тому, что в это время писали и читали ее современники. Я думаю, и нынешнему читателю это сдержанное письмо может показаться голым и суховатым. Он привык к другому. Я, признаюсь, от другого (от «лиризма», или «иронии», или «формальных игр») устала. Мне хочется правды – как в речи человека, который пишет, не думая, кто и как его прочтет. Так и писала Вера Маркова.

      Последнее ее стихотворение, которое я здесь вспомню, позволяет представить, что она считала живым – и мертвым.

      «Мертвое любит казаться живым…»

      Мертвое любит казаться живым

      Мышью под ноги старый лист

      Облако шевелит ушами

      И столько хруста в каждом суставе

      Когда отворяет окна река

      Живое хочет казаться мертвым

      Белый валун одинокого лба

      Осторожно безумная речь поэта

      Вся утыканная сверху ветвями

      Древних преданий сухих имен —

      Воин прикинувшийся кустом

      Бирнамский лес подползающий к замку

      Осторожно безумная речь поэта. Такое запоминается навсегда.

      Май 2022

      Москва

      Стихотворения

      I. Пока стоит земля

      1964–1975

      На рождение ребенка

      Прокуренное дымное небо,

      Потупленные в землю деревья,

      Зажмуренная на все окна и двери,

      Уже почти нежилая Земля —

      Вот что было здесь

      До тебя, Мария!

      Но ты родилась,

      Но ты родилась,

      Как рождаются реки,

      Как рождается разум.

      Пых! – сказало летучее облако

      И протерло небо,

      Как ветровое стекло.

      Ш-ш-шу! – сказали деревья

      И все отряхнулись разом,

      Как собаки после дождя.

      И, натужась, напружась,

      Муравей потащил-потащил соломинку,

      Ту маленькую, ту