Ёлкины шишки. Наталья Анатольевна Нагорнова

ека праздник украшен ёлкой, как символом между миром мёртвых и живых с приходом старца с дарами. Её наряжали, впускали детей, и происходило «разграбление ёлки» – за час от неё не оставалось ничего. Дед Мороз: с 1841 года – Мороз Иванович у Одоевцева, как Морозко: дарит крестьянской девочке брильянтик на косыночку, позже Мороз, Красный нос у Некрасова. Санта Клаус с Дедом Морозом – как сводные братья, которые между собой плохо дружат.

      Позже ёлки запрещали, преследовали, возрождали и резко внедряли вновь, вплоть до обязаловки: в 1937 г. предписывалось проводить во всех советских учреждениях – требовался ритуал: создать единство новых граждан. «Выработка у всех детей радостных эмоций, которые должны объединять людей, так как люди с одинаковыми эмоциями ощущают себя единым целым, – писалось в методичке, – если мы вместе ощущаем коллективные позитивные эмоции, то мы на одной стороне”. Произошла трансформация Вифлеемской звезды в пятиконечную красную, даже был миф, что ёлка загорается от Кремлевской башни, по принципу сошествия Благодатного огня. Позже ритуал празднования Нового года стал семейным со вкусом салата «Оливье» (с 1927 г.). С 1935 г. – государственный праздник для детей, сценарий с приходом дарителя и Снегурочки.

      Позднесоветский Новый год – вторичное одомашнивание праздника. В 70-е годы XX века к ритуалам добавилось выступление лидера, нацеленное на семейную жизнь, стало более эмоциональным, а до этого предновогодние речи состояли из производственных штампов.

      Фильмы, которые наряду с салатом Оливье укрепляли общие стандарты новогоднего праздника: “Карнавальная ночь”, “Ирония судьбы, или С лёгким паром!”, “Чародеи”, “Старый Новый год”, “32 декабря”, “Женя, Женечка и “катюша”, “Приходи на меня посмотреть”, “Джентельмены удачи”. “Ирония судьбы – 2” многим не понравился, а мне – да, его выход совпал по фазе с моим жизненным виражом. Любимый монолог Лукашина–Мягкова: «Вы знаете, Ипполит Георгиевич прав. Но он и не прав. Неудачник? Почему? Не знаю как у вас, а у меня в жизни было счастье, то есть, не было, есть, потому что счастье – это не насморк, оно не проходит. Если уж оно дается человеку, то навсегда. И оно всегда защищало меня всю жизнь. Я в этом счастье, как в броне. Вы скажете, оно давно было – да нет, только вчера, или даже сегодня утром. Оно никуда не уходит. Кто это сказал: «У любви нет прошедшего времени»? И это правда, правда, я это знаю по себе. Так что я очень счастливый человек, мне очень в жизни повезло. И вам желаю того же».

Бал в спортзале

      Начало 80-х, я училась в десятом классе, под Новый год выдалась возможность поработать: расписать витрины Кулинарии в центре города Куйбышева, переименованного в Самару в 1991 г., напротив Троицкого рынка, у одноклассницы и подруги Марины тётка была там заведующей производством. Не из-за денег, просто хотелось настоящего дела, новой обстановки. Чтоб по-взрослому, для чужих и за оплату.

      Задача была: оформить окна новогодними рисунками в торговом зале и кондитерском цехе. Они выходили на две стороны, были большими и располагались очень высоко, поэтому пришлось работать, стоя на стремянке. Я разводила акварель и гуашь с зубным порошком для густоты, чтобы краска не текла, потом забиралась вверх и рисовала на стекле, без эскизов – такая была уверенность в своих действиях. Кажется, это были лицо Деда Мороза с бородой, переходящей в сугроб с разнообразными снежинками, ёлка и заяц. Марина внизу мыла кисти, подавала их и баночки с красками мне наверх.

      В качестве заработка нам выдали два торта, по одному за каждый рабочий день. За первый – белый Медовый, его забрала Марина, а за второй – коричневую Прагу, его – мне.

      Дело оказалось не только веселым и интересным, но и изнурительным, вечером второго дня мои руки отваливались, домой я добиралась на трамвае без сил. Но была горда и довольна: принесла домой к празднику торт Прагу, на тот момент еще новинку в городе. Ценность трофея удваивалась ситуацией дефицита сливочного масла – дома в холодильнике лежали две драгоценные пачки, а тут в цеху его отрезали проволокой от масляного блока величиной с почтовый ящик.

      Дома мама разговаривала со мной, как со взрослой:

      – На дискотеку не опоздаешь? – в тот день в школе был новогодний вечер.

      – Не пойду я на нее, устала очень.

      – Да ты что! Нет-нет, переодевайся и иди, а там хоть посмотришь.

      Я через силу собралась и пошла, намереваясь постоять у стеночки. Раньше я школьные дискотеки всегда ждала, как балы, они так и назывались у нас – Осенний бал, Зимний, Весенний. А в тот год неинтересно было: мы уже самые взрослые в школе, старшеклассников нет, да и свои некоторые одноклассники перешли в физико-математическую школу для усиления подготовки к вступительным экзаменам.

      Оделась буднично: джинсовая юбка и любимая кофточка с полосками, прозванная из-за них колорадской. И вечер – происходил не в актовом зале, как те балы, а почему-то в спортзале. Что-то во всем этом для меня было новое, упрощенное, приближенное ко взрослой жизни, из которой я вернулась час назад.

      Но только вошла в зал – и мир мгновенно изменился, как у Золушки в “Трех орешках” – всё, как перед ней, кружилось, двигалось, мелькало: и музыка была впервые современная, модная, на тех балах вообще