Старое кладбище. Марьяна Романова

их где-то на станции, за несколько километров от нашего жилья. Если честно, я не понимал, зачем он так рискует, принимая всех этих гостей в своем доме. Ведь любой из них мог запомнить дорогу, вернуться, привести журналистов. Но видимо, он был уверен в том, что произойти такого не может и никто нас без его воли не найдет. И вот эти люди, – а услуги Колдуна стоили дорого, так что воспользоваться ими могли только те, кто деньги не считает, – вынуждены были оставлять свои машины на обочине и брести вслед за ним по лесу, по хлюпающей под ногами земле, перепрыгивать с кочки на кочку, рискуя провалиться в болото. Когда они приезжали, я скрывался в сарае – так велел мне Колдун, – но иногда мне удавалось тихонечко обогнуть дом, прильнуть к одному из окошек и подслушать. В этом была и мальчишеская жажда риска, и суеверный интерес – проблемы-то у всех этих людей были специфические, и вещи, которые они обсуждали с Колдуном, заставили бы многих потерять сон от первобытного потустороннего страха.

      Приводил он в дом и коренастых парней с циничным прищуром пустых глаз. Они носили кожаные куртки и называли друг друга «братишка». В девяностые таких было много – смерть висела над ними серым покрывалом, они это понимали и готовы были отдать многое за то, чтобы от нее уклониться. Колдун делал для них талисманы – брал у каждого кровь, потом заговаривал ее, пропитывал ею какие-то тряпки, исписанные сигилами и надписями на незнакомых мне языках, а тряпки зашивал в куклы – обычные самодельные куклы, косорылые, с грубыми швами, глазами-пуговицами и нитяным прочерком вместо рта. Кукла такая три дня и три ночи заряжалась на специальном алтаре – подходили для этого определенные дни лунного цикла. И только после этого талисман вручался владельцу, и говорили, что с тех пор тот становился неуязвимым, мог безнаказанно повышать градус наглости. Правда, случалось так, что некоторые заказчики не доживали до воссоединения с талисманом – время все-таки было лютое.

      Приходили к Колдуну и женщины, в основном их интересовали привороты.

      Женщин этих можно было поделить на две группы – жены, пытавшиеся удержать ускользающих из семьи мужей, и любовницы, страстно желавшие этих самых мужей увести.

      Одна мне запомнилась особенно – никогда раньше я не встречал женщин такой дивной, инопланетной красоты. У нее было лицо ангела и совершенно циничный запрос – ей хотелось, чтобы жена бизнесмена, у которого она работала секретаршей и который иногда развлекался с ней по вечерам в пятницу, перестала существовать на этом свете. Чем-то она была похожа на Лукрецию Борджиа, портреты которой я видел в книге Колдуна. Золотые волосы, овечья кротость в глазах, белая кожа, красиво очерченный маленький рот. Было странно представить, что это существо может желать кому-то смерти – впрочем, возможно, это была детская привычка любимицы семьи, признанной красавицы, бессменной Снегурочки школьных новогодних утренников, всегда