Веселое приключение. Михаил Зощенко

может, открутить хотел? А?

      – А чего он? – спросил мужик в поддевке. – Лег, что ли, на рельсы?

      – Лег, – сказал стрелочник. – Я иду с фонарем, а он <…> лежит, как маленький, уткнувшись харей в самую то есть рельсину.

      – Гм, – сказал мужик в поддевке, – сволочь какая.

      – Подожди, – сказала баба, – не ори на него. Видишь, трясется человек. Не из радости трясется. На-кось чайку, попей.

      Аполлон Перепенчук, стуча по стакану зубами, выпил.

      – Люди добрые…

      – Обожди, – сказал стрелочник, снова подмигивая и для чего-то толкая под бок мужика в поддевке. – Дай-кось я его спрошу по порядку.

      Аполлон Семенович сидел неподвижно.

      – Отвечай по порядку, как на анкете, – строго сказал стрелочник. – Фамилия?

      – Перепенчук, – сказал Аполлон Семенович.

      – Так, – сказал мужик. – Не слыхал.

      – Лет от роду?

      – Тридцать два.

      – Зрелый возраст, – сказал мужик, чему-то радуясь. – А мне пятьдесят первый, значит… Возраст все-таки… Безработный?

      – Безработный…

      Стрелочник усмехнулся и снова подмигнул.

      – Эта худа, – сказал он. – Ну, а ремесло какое понимаешь? Знаешь ли какое ремесло?

      – Нет…

      – Эта худа, – сказал стрелочник, покачав головой. – Как же это, брат, без рукомесла-то жить? Это, я тебе скажу, немыслимо худа. Человеку нужно непременно понимать рукомесло. Скажем, я – сторож, стрелочник. А теперь, скажем, поперли меня, сокращенье там или что иное… Я от этого, братишка, не пропаду. Я сапоги знаю работать. Буду я работать сапоги, рука сломалась – мне и горюшка никакого. Буду-ка я зубами веревки вить. Вот она какое дело. Как же это можно без рукомесла. Нипочем не можно… Как же существуешь-то?

      – Из дворян, – усмехнулся мужик в поддевке. – Кровь у них никакая… Жить не могут. В рельсы ткаются.

      Аполлон Перепенчук встал и хотел уйти из будки. Сторож не пустил, сказал:

      – Сядь. Я тебя сейчас великолепно устрою.

      Он подмигнул мужику в поддевке и сказал:

      – Вася, ты бы его присобачил по своему делу. Дело у тебя тихое, каждый понимать может. Что ж безработному человеку гибнуть?

      – Пущай, – сказал мужик, застегивая поддевку, – это можно: приходи-ка ты, гражданин, на Благовещенское кладбище. Спроси заведующего. Меня то есть.

      – Да пущай он с тобой пойдет, Вася, – сказала баба. – Мало ли что случится.

      – А пущай! – сказал мужик, вставая и надевая шапку. – Идем, что ли. Прощайте.

      Мужик вышел из будки вместе с Аполлоном Перепенчуком.

7

      Аполлон Семенович Перепенчук вышел в третий и последний период своей жизни – он вступил в должность нештатного могильщика. Почти год Аполлон Семенович проработал на Благовещенском кладбище. Он снова чрезвычайно переменился.

      Он ходил теперь в желтых обмотках, в полупальто, с медной бляхой на груди – № 3. От спокойного, бездумного лица его веяло тихим блаженством. Все морщины, пятна, угри и веснушки исчезли с его лица. Нос принял прежнюю форму. И только глаза порою пристально и не мигая останавливались на одном