Дом. Рассказы, очерки, эссе, поэзия. Елена Скрябина

корзину с поздней июльской черешней, круглым хлебом собственной выпечки, овощами. Несколько прищепок из большого пакета тоже оказались в корзине среди разных мелочей, необходимых человеку в одиноком быте.

      Когда в последние дни августа двухтысячного года мы шли из Старого Крыма в Щебетовку через монастырь Сурб-Хач, нам пришлось на сутки остановиться в монастырской гостинице. Мы – это ленинградские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако и я.

      Владимир Петрович жил в каменной сторожке. Рядом, в бывшей дизельной, на охапках свежей травы жили козы. За сторожкой был устроен очаг, вокруг лежали бревна – вместо скамеек. Разноцветные московские прищепки оглядывали свое новое место службы: глубокую монастырскую балку, буковый лес и дорогу вверх, к монастырю.

      Под бельем бродили козы и несколько новорожденных козлят, собаки и множество кошек. Владимир Петрович варил кофе в высоком кофейнике, поставив его прямо в очаг.

      Время от времени он отгонял всю живность, норовившую прыгнуть к нему на колени, сбить кофейник прямо в огонь, пожевать рукав рубашки. Кстати, козы съели два килограмма замечательного винограда, оставленного нами на столе.

      Владимир Петрович – бородатый, с сединой в каштановых кудрях, очень мудрый и добрый, был похож на Ноя, поселившегося в старокрымском лесу со всеми своими животными. И вот к Ною пришли гости, принесли в дар виноград, бородинский хлеб и колумбийский кофе.

      Следующим утром мы ушли. Лес был сухой, старую дорогу в Щебетовку то и дело преграждала баррикада из поваленных старых деревьев. Было очень жарко – буковые деревья открывали нас августовскому солнцу. Хотелось поскорее дойти до биостанции, сбросит рюкзаки и уплыть далеко в море.

      Где-то мы свернули неправильно и оказались в густых зарослях крапивы и ежевики. Под ногами не было не только дороги. Но даже и тропинки. По сухому руслу реки мы вышли к щебетовскому озеру. Белая пыльная дорога шла мимо виноградников. Уже виднелись карадагские хребты вдоль Судакского шоссе.

      На первой же улице Щебетовки мы сняли рюкзаки и долго пили, подставив ладони под струю холодной воды из уличной колонки. Решили вернуться в Феодосию и через час шли по вечернему городу.

      Разбирая дома рюкзак, я увидела ярко-голубую прищепку: она крепко держалась за уголок пакета с молотым кофе. Судьба нескольких десятков ее разноцветных сестриц мне не известна. Но эта путешественница, вцепившаяся в пакет, словно лягушка в прутик, заслужила свою биографию.

      В Старый Крым, к Ольге Вадимовне, и в каменную сторожку у монастыря я смогла вернуться только через два года. А прищепка поселилась в библиотеке.

      За окном библиотеки, распахнутом сейчас прямо во двор нашего ближайшего соседа – Казанского собора Феодосии, я натянула изолированный провод. На нем сушится бейсболка Остапа Ломако (сына Оксаны и Сергея) или мой купальник на ярко-голубой прищепке.

      Когда