Приключения кота Батона. Татьяна Эдел

незнакомец, – добро пожаловать ко мне в гости. Триста лет ищу себе подругу, такой, как ты, не видывал нигде.

      – Да уж и я никого похожего не встречала, – отвечает Карга, – спасибо за приглашение.

      Опустились они на поляну у замка. Повел великан Каргу в дом. А и домом-то его правда назвать нельзя. Как есть тарелка серебристая.

      – Скажи мне имя свое, красавица.

      – Бабой-Ягой зовут, а прозывают люди Каргой.

      – Да что ты, не баба ты вовсе, а девулечка-красотулечка, – воскликнул великан.

      Порозовели щечки у невесты.

      – Надо же, как ты истинное мое имя угадал, – обрадовалась Карга.

      – Я много чего умею, тебе и присниться не может такое. Пойдешь замуж за меня? Унесу тебя за моря синие, горы высокие, небеса дальние в царство мое. И будем жить-поживать да жизни той радоваться.

      Подумала-подумала Баба-Яга, пора ей и остепениться. Хорошо жить в холе и неге с другом могучим. Да и согласилась. В тот же миг нажал колдун кнопку какую-то и почувствовала Карга, что летит она вместе с домом в неизведанную даль. Страшно ей стало, так ведь это не ее ступа, не выпрыгнешь. Будь что будет – успокоила себя Яга.

      А сорока полетела новость разносить, что Каргу страшный колдун вместе с домом своим в небо унес. Вот чудеса-то, так чудеса! Чего только на свете не случается.

      Горыныч

      Жил да был в дремучем лесу Змей Горын Горынович. Тот лес стоял за горами высокими, за долами дальними. Семь рек надобно переплыть, чтоб до людских поселений добраться.

      Стар стал Змей. Уж и не долететь до людей, не доплыть, не позабавить душу, не разгуляться.

      Раньше-то, бывало, чувствовал в себе силушку великую. Три головы во все стороны, глазищи страшные искры высекали, а из каждой пасти огонь пламенем жарким полыхал.

      Летал по свету, везде только страх и горе сеял. Уж сколько смельчаков пыталось сразиться со Змеем, да полегли все во поле чистом.

      Однако пришло, наконец, время, когда состарился Горыныч. Зубы пообломались, глаза хуже видеть стали, а вместо огня из пасти только сизый пар тонкой струйкой и вьется.

      Закручинился Змей, запечалился.

      – Да так ли я жил? Да затем ли я был рожден, чтобы горе да ненависть нести в мир? Вот и остался теперь один-одинешенек в этом лесу темном. Уж и поляна моя кустарником зарастать стала. Еще немного, и уже не хватит места, чтобы разбежаться и взлететь. Так и помру, горемычный, один, никому не нужный.

      Закапали слезы сразу из всех шести глаз.

      – А вдруг да смогу я быть полезным людям? Долечу, доползу, доплыву как-нибудь. Притаюсь за горкой невысокой да стану добрые дела совершать. Может, и простят меня люди. Слышал я от Лешего лесного, что полна земля сердец добрых. Пойду в мир людской, что уж будет. А то зачахну тут, как пень трухлявый.

      Начал Змей Горыныч готовиться к походу дальнему. Днем поляну расчищает, ночью спит сном непробудным – силушку копит. Вот и конец его приготовлениям настал. Встал на краю поляны, оглядел свое лежбище последний разок, вздохнул