Песнь серебра, пламя, подобное ночи. Амели Вэнь Чжао

старик Вэй выставлял самые безобидные товары: мотки шерсти, конопли и хлопка, банки с бадьяном[4] и лавровыми листьями, свитки дешевой, сделанной из толченой высушенной коры бумаги. Но Лань знала, что где-то внутри спрятано кое-что поинтереснее.

      Что-то, что могло стоить ей жизни.

      – Старина Вэй, – позвала она. – Я получила твое сообщение.

      На секунду воцарилась тишина, а затем послышалось:

      – Мне показалось, я слышал твой звенящий серебряными колокольчиками голос. Снова пришла мне надоедать?

      Старый лавочник объявил о своем появлении шарканьем ног и отрывистым кашлем. Старик Вэй когда-то служил учителем в северо-восточной прибрежной деревне, прежде чем всю его семью убили во время элантийского завоевания двенадцать циклов назад. Он бежал в Хаак Гун и, благодаря своей грамотности, смог заняться торговым бизнесом. Недостаток еды сделал Вэя тощим как палка, а из-за влажного воздуха Хаак Гуна бедняга постоянно кашлял. Вот и все, что Лань знала о его жизни – даже его истинное имя, запрещенное законом Элантии и сведенное к единственному слогу, оставалось для нее загадкой.

      Девушка, выглядывая из-под своей дули, одарила старика самой милой улыбкой.

      – Надоедать? – повторила она, подражая его северному диалекту: более резким и раскатистым тонам по сравнению со сладкими, певучими южными интонациями, к которым она так привыкла. К тому же в последнее время ей редко удавалось с кем-либо поговорить. – Когда это я надоедала тебе, старина Вэй?

      Он хмыкнул, бросив на нее оценивающий взгляд.

      – Твое появление не приносит мне удачу. Но все же я позволяю тебе приходить сюда снова и снова.

      Она высунула язык:

      – Должно быть, виной всему мое обаяние.

      – Хах, – отозвался торговец. Эта усмешка с трудом пробилась сквозь толстый слой мокроты. – Любые наблюдающие за нами боги скажут, что скрывается за этим очарованием.

      – Никакие боги за нами не наблюдают.

      Этот вопрос Лань часто любила обсуждать со стариком Вэем – убежденным почитателем пантеона богов Хин, в частности его любимого покровителя Богатства. Старый Вэй любил рассказывать Лань о том, как в детстве он искренне молился этому божеству. Лань же любила напомнить своему собеседнику, что Бог Богатства, должно быть, обладает извращенным чувством юмора, раз наградил его захудалой лавкой, время от времени торгующей контрабандой.

      – Боги есть, – ответил старик Вэй. Лань подняла глаза к потолку и одними губами произнесла вместе с ним слова, которые слышала уже сотни раз. – Есть боги старые и новые, добрые и злые, но самые могущественные из них – четыре Бога-Демона.

      Лань предпочитала не верить, что ее судьба находится в руках каких-то невидимых старых хрычей, сидящих на небесах, независимо от того, насколько могущественными они были.

      – Как скажешь, старина Вэй, – ответила девушка, перегибаясь через стойку и подпирая подбородок руками.

      Лавочник несколько раз хрипло выдохнул, прежде чем спросить:

      – Снова

4

Бадьян – род цветковых растений семейства Лимонниковые.