Разрыв-трава. Не поле перейти. Исай Калашников

хитрить.

      – Да где же тут хитрость? Какая тут хитрость? Просто заминка у меня с деньгами.

      – Не бреши! Куда они подевались? – Корнюха понял: выдавить надо все сейчас, пока он напуган, очухается – ускользнет, как налим. – Гони денежки, хватит тебе кочевряжиться!

      – Нету, Корнюша, ей-богу, нету. Но я тебя не обманываю. Уж если тебе так приспичило, давай забьем завтра двух бычков, и поезжай с мясом в город. Выторгуешь…

      – Опять что-нибудь замыслил?

      – Нет, Корнюшенька, нет, родимый. С тобой я завсегда…

      – Смотри! В случае чего я твое гнездо по бревнышку раскатаю!

      Перед отъездом в город Корнюха выгреб из ямы зерно, перевез домой. Когда он сгружал с телеги мешки, во двор вошла Настя, стала у воза, придерживая у подбородка наспех накинутый платок.

      – Что тебе, Настюха?

      – Поговорить надо…

      – Видишь, некогда мне разговоры разговаривать. – Корнюха поставил мешок на попа, пригнулся, вскинул его на плечо. «Хоть бы ушла». Вернулся за другим мешком – Настя у телеги стоит все так же.

      – Раньше у тебя было время на разговоры и на другое, – сказала она. – Ты уж скажи мне прямо…

      – Что ты привязалась? Шагай отсюда, потом поговорим. – Корнюха взялся за другой мешок, но Настя не дала его поднять, придвинулась вплотную, сверкая глазами из-под платка, горячим шепотом заговорила:

      – Ты думаешь, я не вижу, куда клонишь? Все вижу и понимаю. Не жалею свое девичество сгубленное, жизнь сломанную. Но ты… Что ты найдешь? Меня ты любил хоть маленько, а ее совсем не любишь. Нет сердца у тебя, Корнюха, заместо его – утюг чугунный. А я, дуреха, поверила тебе… – Из Настиных глаз выступили слезы, медленно поползли по щекам.

      Корнюха закряхтел:

      – Ну, ты… Еще выть тут зачни!

      Хотел ее обнять, но Настя отступила, крикнула:

      – Не прикасайся! Ненавижу тебя!.. Твои бесстыжие глаза, рожу твою поганую!

      – Ты что, сбесилась?

      – Еще не раз вспомнишь обо мне! – Она пошла, вытирая кулаком слезы. Что-то вдруг стронулось в Корнюхиной душе, жаром полыхнуло в лицо. Он бросился к воротам, но Настя уже переходила дорогу. Шла неровно, мелкими шагами, будто несла на плечах непосильную тяжесть.

      – Настя!

      Она не услышала. Скрежетнула, звякнула железом, закрываясь за ней, калитка… «Я потом к ней схожу». В душе помаленьку все стало на свое место. Он был даже рад теперь, что Настя все знает, не надо, по крайней мере, лицемерить перед ней и придумывать отговорки, чтобы не ходить на свидание.

      А утром он выехал в город. Кони были добрые, телега на железном ходу легко катилась по схваченной морозом дороге.

      XVIII

      Сама не в себе была Настя, нигде места найти не могла. Ходила, что-то делала, но без смысла, по привычке. Лицо ее было напряженно, взгляд, не задерживаясь ни на чем, скользил мимо.

      – Что с тобой, сеструха? – спросил Лазурька. – Какая-то ты очумелая…

      – Нет, ничего… Голова болит.

      – Иди приляг, чего топчешься! – строго приказал брат.

      А Настя пошла