Зачем жить, если завтра умирать (сборник). Иван Зорин

отпуск?

      – Дома. Знаете, я задумал книгу по мотивам наших отношений. Как смотрите?

      Лецке отвернулся к окну. Мимо плыли серые дома со светящимися витринами.

      – Отрицательно. По-моему, мы вели себя как мальчишки.

      Мезряков выдержал паузу.

      – А по-моему, мы ещё на что-то способны и доказали это. Как вы стреляли через дверной глазок? А как я подкараулил вас в парке? Признаться, продрог до костей.

      Лецке покачал головой.

      – Детские игры.

      Сошли у метро, проводив взглядом трамвай, покативший в ночь. Пора было расставаться, но оба медлили.

      – После лекции я немного возбуждён. Не хотите что-нибудь выпить?

      – Почему нет.

      В «Кофе-хаусе», выбрав столик в углу, заказали белого вина. В зале пиликали мобильные, немногочисленные посетители сидели, уткнувшись в ноутбуки. Расплачиваясь, Мезряков пристально посмотрел на молоденькую официантку с усталой, вымученной улыбкой.

      – Вам её жаль? – спросил Лецке, когда она ушла.

      – Немного. Мартышкин труд.

      – Большинство проживает жизнь убого. – Худые пальцы Лецке крутили на столе ножку бокала. – Слушайте, ваша книга. – Он вдруг поднял голову. – Вы хотите описать нашу историю, но она же не закончена. Каким вам видится финал?

      Прежде чем отвечать, Мезряков допил вино.

      – Это зависит от нас. Кстати, я записывал все наши перипетии на веб-камеру. Получились внушительные монологи. Хотите послушать?

      Глаза у Лецке заблестели.

      – Когда?

      – Да хоть сейчас. Вас дома не ждут?

      Лецке мотнул головой.

      – Вот и хорошо, – засуетился Мезряков, опасаясь отказа. – Поднимемся ко мне, я живу в двух шагах, впрочем, что это я, вы же знаете…

      Зеркало лифта отразило их смущённые лица. Пока Мезряков возился с ключами, Лецке ткнул пальцем в дверной глазок.

      – А дыру так и не заделали.

      – Руки не дошли. И потом память, следы былых сражений.

      В квартире Мезрякова, как и всякого одинокого, царил беспорядок. Над кроватью задирался лоскут пожелтевших обоев, очертаниями напоминавший Африку, а на раскрытых дверях платяного шкафа висели носки. Тапочек не было, хозяин из солидарности с гостем не снял ботинок. Достав из шкафа полупустую бутылку джина, Мезряков наполнил рюмки. Поднимая пыль, долго рылся на столе, разыскивая «мышь».

      – Слушайте, а я пока приготовлю что-нибудь, – включив компьютер, удалился на кухню.

      Звук был громкий. Нарезая бутерброды, Мезряков долго возился, выжидая конца. С подносом он вошел на словах: «Кого я хочу убедить? И в чем?».

      Лецке стоял посреди комнаты, его губы дрожали.

      – Вы тоже мно-гого не знаете, мно-гого… – Он сбивчиво рассказал, как провёл ночь под окнами Мезрякова, вскользь упомянув о кавказцах. – Я не знаю, что со мной творится, – разрыдался он. – Не знаю.

      Опустив поднос на стол, Мезряков неуклюже его обнял. За стенкой