Трамонтана. Король русалочьего моря. Лоурелл Т.К.

хохотнул. – Впрочем, не удивлюсь, если в его роду отпрыски вылупляются из яиц, как полагается змеям. Воля ваша, а я порадовался, что захватил с собой свою фляжку, и, поверьте, не выпущу ее из рук.

      Дон Фернандо усмехнулся.

      – Помилуйте, Гийом. Я понимаю, что Академия будит во всех воспоминания отрочества, но вам не кажется, что это уже злопамятность? И потом, если я правильно помню, Луису досталось больше, чем вам, а сейчас они прекрасно общаются. В конце концов, герцог Рейнский – умный человек.

      Исабель при упоминании старшего из своих дядей, наследника рода, постаралась вся обратиться в слух, тем более что ее память не хранила никаких рассказов, которые бы объяснили слова высокопоставленных собеседников. Человека же, о котором так нелестно упоминал министр, она в глаза не видела: где бы дядя Луис с ним ни общался, в родовом гнезде тот не появлялся.

      – Все мы тут люди умные, – буркнул де Шалэ, – и поверьте, если бы речь шла только о детских шалостях, я бы не стал остерегаться. Общаться и мы общаемся, раскланиваемся и все такое, но сегодня нам предстоит сесть за один стол. Вы же будете в Пье-де-Пор?

      Дон Фернандо помрачнел.

      – Конечно. И до того, если у вас есть время, хотел бы заранее кое-что с вами обсудить.

      – Да?

      – Я бы хотел узнать ваше мнение о… Праге, – понизив голос, закончил дон Фернандо.

      Де Шалэ перевел взгляд на него, явно окончательно забыв и об Исабель, и о Ксандере, и вообще об остальных вокруг.

      – Простите, но вы знаете мое мнение. Это зверь, причем сорвавшийся с цепи, и ничего хорошего нам ждать уже не приходится.

      Голос он понижать не стал – скорее даже заговорил громче, словно бросая вызов кому-то невидимому, но вездесущему. Дед Исабель не вздрогнул, но чуть побледнел – точнее, посерел лицом – и сдержанно ответил:

      – С ним можно договориться.

      Де Шалэ дернул плечом.

      – Я знаю вашу позицию, зная вас – ее уважаю, и вы в своих действиях вольны, но и мы тоже, и вашему примеру следовать я не намерен.

      – Есть те, кто скажет, что худой мир лучше доброй войны, – заметил дон Фернандо настолько бесстрастно, что даже Исабель, втайне гордившаяся тем, что могла угадать его чувства, не смогла понять, думает ли он так же.

      Смысл разговора от нее ускользнул давно, но показывать этого было нельзя. Она постаралась изобразить на лице понимание и даже глянула на Ксандера, как посмотрела бы в зеркало, но тот всем своим видом ничего не выражал, ни одобрения, ни издевки, ничего. Может быть, он что-то понимал?

      – Речь не идет о мире вообще, мой почтенный друг, – немного резковато отозвался де Шалэ. – Опять же, при всем уважении к вам лично я не вижу выгод в вашем положении или, если на то пошло, Восточной марки. Теперь очередь Богемии и Моравии, и я уверен, что они тоже… Впрочем, – он вдруг улыбнулся неожиданно обаятельной, несмотря на изувеченную шрамом губу, улыбкой, – сегодня день совсем иных забот.

      – Действительно, – кивнул дед, вновь успокаиваясь, – об остальном поговорим позже.

      Вновь