Рок. И посох в песках оружие. Юрий Швец

наткнувшись на пламя и обожжённый, обезумел от боли! Он, захрипев, встал на дыбы, и это помогло Антонию, так как наконечник копья, поднявшись, прошёл мимо лица трибуна. Бриан, уже обнажив меч, погрузил его по самую рукоятку в круп лошади, и конь завалился на бок, подминая под собой всадника. Тот, бросив копье, обнажил меч, но Бриан был уже над ним! Мгновение и дымящийся кровью лошади меч, с мощью и гневом, вонзился в лицо преследователя… Антоний, держа в одной руке горящий обломок доски, а в другой меч, осмотрелся…

      …На площади кипело сражение… Под развёрнутым стягом раскрытой пасти змеи с высунутым раздвоенным языком пресмыкающегося, уже собралось более шести десятков всадников. Они разворачивали лошадей в их направлении… Из-за горящих повозок показалась и пехота. Она вступила в бой со стражей Корта. Антоний заметил и самого Ганнибала, который во главе каких-то всадников, схватился с всадниками за линией пожара…

      Все это пронеслось перед глазами Антония за короткое мгновение… Все его мысли вновь вернулись к безопасности девушки. Он опять схватил ее за руку, ища решение – где самое ближнее безопасное место для неё?… Справа от него открывался вход в башню ворот, из которой можно было попасть на стены! Антоний увлёк Лейлу за собой, успевая уйти с дороги несущихся вражеских всадников… Но, каково же было его удивление, когда всадники не пронеслись мимо, через открытые ещё ворота, а осадили лошадей и стали спешиваться…

      Один из них. В серебряных доспехах, крикнул по-гречески:

      – Уйдём только с девкой! Раз она ещё жива! Но смотрите, теперь она должна остаться целой! Всех подле неё убить! – Голос говорил тоном, не терпящим другого мнения и поэтому становилось ясно, что этот человек привык к беспрекословному подчинению.

      – Зачем я им? – Удивление Лейлы, было не меньшее, чем у Антония.

      – Спросим при случае, а сейчас бежим! – сказал Антоний увлекая Лейлу, вглубь башни… Они побежали вверх по крутым ступеням, где утром Антоний знакомился с устройством башен… В голове трибуна уже возник план и этот план, увлёк его на третий уровень башни…

      Глава 16

      …Ганнон метался у границы огня площади…

      – Дочь! Моя дочь! – рвал он на себе волосы, – Зачем я послушал тебя Сараф! Если бы она осталась во дворце, все было бы иначе!

      – Но я, руководствовался благими намерениями, Наместник! Я и не предполагал о присутствии мятежников в городе! Надо строго спросить за это с Корта! – оправдывался, возмущённый Сараф, находясь рядом с Ганноном. – Сейчас принесут щиты, и мы прорвёмся к воротам! Может все хорошо! И ты, зря изводишь себя!

      Пытался успокоить отца Сараф.

      – Когда ты станешь отцом, ты поймёшь меня! – С укором и горечью в голосе, произнёс Ганнон, – И я не понимаю тебя, Сараф! Только вчера, клявшегося мне в любви к моей дочери, и вдруг проявляющего такое спокойствие!

      Сараф,