Ожерелье княжны Гальшки. Алесь Мартинович

и хочу, чтобы имя нашей дочери придумал сам.

      – Я?

      – Ты!

      Сигизмунд изумленно посмотрел на нее. Оказывается, он плохо знает Катажину. Стало приятно, что выбор имени для дочери она отдала на его усмотрение. Ошеломленный таким предложением, не знал, как и поступить. Почему-то в памяти возникли только два имени: Барбара и Катажина. Но понимал, что оба вряд ли подходят.

      Предложить Барбара – Костелецкая обидится, поняв, что он никак не может забыть о своей умершей жене и таким образом хочет увековечить ее память. Назвать Катажиной? В данном случае это вряд ли уместно.

      – Что-то долго думаешь, – прервала молчание она.

      – Чтобы не ошибиться.

      – Как назовешь, так и будет.

      – А если Беата? – неожиданно предложил он.

      Думал, что Костелецкая не согласится, но та не возразила:

      – Беата, так Беата.

      Правда, все же заинтересовалась:

      – А как полностью оно будет звучать?

      – Беатриса.

      – Чудесно!

      Катажина согласилась так быстро, что Сигизмунд поинтересовался:

      – Неужели тебе все равно, почему я решил так назвать нашу девочку?

      – В самом деле, почему?

      – А потому, – объяснил Сигизмунд, – что Беата происходит от латинского слова «беанус».

      – Куда нам это знать! – чувствовалось, что говорит она искренне, не пытаясь иронизировать.

      – «Беанус» переводится как «благословенный», а проще говоря – «счастливый».

      – Ты хочешь, чтобы наша дочь была счастливой? – обрадовалась Катажина.

      – А ты против?

      Костелецкая прижала девочку к себе:

      – Будь счастлива, доченька! А наш папа никогда тебя не забудет. Правду я говорю? – обратилась к Сигизмунду.

      – Ты еще сомневаешься?

      В это мгновение он чувствовал себя счастливым как никогда. Иначе и быть не могло. Хоть короли и не могут жениться по любви, никто и никогда не сможет запретить им испить полную чашу счастья.

Глава 2

      У Константина Острожского давно сложились не просто приятельские, а дружеские отношения с Юрием Радзивиллом. Несмотря на почти двадцатилетнюю разницу в возрасте, князья всегда легко находили общий язык. Константин Иванович был великим гетманом Великого Княжества Литовского, что само по себе свидетельствовало о его авторитете. Сближению их способствовало и то, что оба прославились на ратном поприще. В княжестве трудно было найти людей более смелых и решительных: когда сражались с врагом – будь то татары или москвитяне, – им почти всегда сопутствовал успех. Хотя Острожскому и довелось семь лет провести в плену, все же у обоих количество побед исчислялось не одним десятком, и они по-прежнему продолжали громить тех, кто пытался диктовать свои правила их родной стране.

      Правда, Константин Иванович неизменно выступал ревностным защитником православия, чего нельзя было сказать о Юрии Радзивилле, придерживающемся католической веры. Более того, каждый из них стремился найти как можно больше единомышленников. Но когда дело касалось защиты Отечества, то оба забывали о собственных взглядах ради общего дела.

      Так