Призрак Заратустры. Александр Руж

молоком. Мокрый отрицательно мотнул чубатой головой.

      – Рахмат, отец. Не сейчас. Дело у нас срочное, – и, поворотясь к набежавшим из соседних дворов бойцам, зычно скомандовал:

      – По ко-оням!

      Вскорости десять кавалеристов уже рысили через пески. Мокрый ехал первым, одной рукой держал поводья, а второй сжимал наган, вглядываясь в волнистый окоем, ожидая увидеть растянувшихся цепочкой башибузуков. Свет слепил его, он натянул козырек фуражки до самого носа, хотя это серьезно ограничивало видимость. Опасаясь внезапного нападения, сбавил ход, под него подстроились и подчиненные.

      – Глядите, товарищу Мокрый! – выкрикнул Павлуха, обладавший орлиным зрением. – Коняка по-за кущами…

      Подъехали к растопыренному кусту. Увиденная Павлухой коняка уныло тянулась мордой к шипастым веткам и, уколовшись, нервно отдергивалась. За конякой волочился теперь уже бывший верховой – он застрял одной ступней в стремени, и потому жеребец не мог разъединиться с ним, так и таскал за собой эту бесполезную и безжизненную тяжесть.

      Мокрый соскочил с седла, намотал на кулак гриву ахалтекинца.

      – Тпру! Откуда ты взялся? Павлуха, глянь, что за субчик там мотыляется. Фить! Может, живой?

      Павлуха отцепил перемазанное кровью и песком тело от стремени, перевернул на спину.

      – Как есть мертвый, товарищу командир. В трех местах простреленный.

      Бойцы окружили зловещую находку. Мокрый задрал фуражку повыше, задумчиво почесал лоб.

      – Это кто же его так оприходовал, а? Наши ночами по пустыне не шатаются… Не иначе опять банда Керима наследила?

      – Да он сам бандюк! – прогудел кто-то из десятка. – На винтарь его гляньте. Буржуйский. А Керима, известно, англичане снабжают, чтоб им кизяками подавиться…

      – И то правда, – согласился Мокрый. – Но тогда что выходит – свои порешили? Чудно́… Фить!

      Седельной сумы на жеребце не было. Павлуха обшарил застреленного, нашел у него дюжину патронов к винтовке, кисет и клочок грубой пожелтевшей бумаги. Последний заинтересовал его.

      – А энто шо, товарищу командир? Никак карта. Вон и кишлак наш обозначен, и арык, что от криницы прорыли… А внизу каляки какие-то. Будто кто карандаш расписывал.

      – Дай-ка! – Мокрый отобрал у него бумагу. – «Расписывали»! Это по-арабски. Вязь называется.

      – А вы разумеете?

      – Нет. Толмач нужен.

      – Да где ж его взять? У нас в кишлаке одни узбеки, они на арабском ни бельмеса.

      – В Самарканд свезем. И бумагу, и этого… Фить! – Мокрый кивнул на убитого. – Грузи его, хлопцы!

      Два дюжих красноармейца взвалили труп на горемыку-жеребца, которого Павлуха повел за собой в поводу. Мокрый вскочил на своего сивку, карту с непонятными каляками упрятал в нагрудный карман и распорядился возвращаться в кишлак.

      Глава I,

      в которой Вадим Арсеньев знакомится с особенностями самых южных областей Советского Союза

      Адское пекло!

      Окна редакции были распахнуты настежь, но