Город живых. Денис Григорюк

Но мои воспоминания были намного ярче и реалистичнее действительности. Реальность была серая, мрачная. Слякоть. Да, «слякоть» в полной мере охарактеризовала сегодняшний день.

      Периодически страшные воспоминания возвращают меня в кошмары прошлого лета. Каждый раз, проходя мимо детской горки в моем дворе, где немым укором меня встречают маленькие дырочки от осколков стадвадцатимиллиметровой мины, я вспоминаю о том жутком дне.

      Мы подъехали к какому-то зданию с высоким белым забором. В этой части города я не был и до войны. Несмотря на то, что прожил в Донецке всю жизнь, но не все части города я знал хорошо. В этой части и вовсе не был. Перед шлагбаумом стоял молодой парень в камуфляже, с автоматом и нашивкой казачества. Вместе с Восьмым они обменялись жестами, и проезд был открыт. Восьмой припарковался.

      – Приехали. Передаем за проезд, – пошутил мужчина в черном с белоснежной улыбкой.

      Погода была всё такой же мрачной. Скучной. День повис в воздухе. Ничего не происходило. Мимо проезжали машины. Проходили безликие люди. Туман обнимал каждого прохожего, уходящего на десять метров от меня.

      – О, здорово! Как давно мы не виделись?

      – Летом последний раз. Помнишь, я ещё репортаж снимал у вас? Он по сети разошелся. Меня всё спрашивают, что это за бородач. Понравился ты. Популярный в сети.

      – Во-о-о. Так ты им мой номерок сразу давай. Так и пиши у себя там, что я не женат. В активном поиске, так же у вас там пишут в интернете? Так и пиши.

      – Обязательно. Только вы меня ништячками какими-то тоже балуйте.

      – Пошли ко мне. У нас там все телефоны забиты этими репортажами.

      – Отлично. Мы у себя будем выкладывать. Замажем лица и всё. Покажем силу ополчения. Остальные выкладывают, а мы чем хуже.

      – Да, жесть была на днях.

      – Мы слышали.

      – Что вы там слышали… Укры танковый прорыв устроили. Еле отбились. Но об этом рассказывать не нужно.

      – Разумеется.

      Мой начальник активно обсуждал сводки с фронта со своим бородатым товарищем. Его позывной был «Сэм». Высокий. Метра под два ростом. У него была белая борода, пиксельный камуфляж, нож торчал из кобуры на поясе.

      Я отвлекся от беседы. Холодом тянуло по спине. Я стоял в холле. Небольшой. Посредине стоит маленький стол. На стене висели часы. 15:30. Я снова почувствовал, как мороз бежит по коже. Вся спина покрылась мурашками. На меня смотрели портреты с черными ленточками в углу. Молча. Не говоря ни слова, казалось, они смотрели прямо в душу. На некоторых фотографиях в углу вместо черной ленты была георгиевская. У каждого две даты – рождение и смерть, а между ними черта. Маленькая. Короткая. Жизнь. Я не считал их количество. Около десяти. Или, быть может, больше. Никого из них я не знал. Они были незнакомцами, но я смотрел на них и едва сдерживал слезы. Каждый из них погиб в боях за свои убеждения. Они верили в них. И отдали свои жизни за принципы.

      – Ты чего застыл? – окликнул меня Восьмой.

      – А… Прости. Засмотрелся.

      – Это наши парни. Я не всех лично знал. Но знаю, что каждый из них умер смертью храбрых.