От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе. Рил Терренс

Мне в моей практике доводилось видеть, как перестройка нейронных связей приводит к глубоким изменениям, к появлению совершенно новых черт личности и особенностей поведения, иногда в считаные минуты.

      «Я просто окаменел бы»

      Эрнесто – пятидесяти шести лет, латиноамериканец – был сущий порох. Взрывался он, хвала небесам, не физически, но любил накричать и унизить и вообще был завзятым вербальным абьюзером в духе «подумаешь, грубо, зато я сказал все, что думал».

      – Меня просто накрывает слишком быстро, – говорит он мне, когда проходит примерно три четверти полуторачасовой консультации с ним и его женой Мэдди, тоже латиноамериканкой, на несколько лет моложе. Эрнесто говорит то же самое, что и многие клиенты-абьюзеры, которых я выслушивал за все эти годы.

      Битый час я кружу вокруг да около и наконец задаю вопрос, благодаря которому нападаю на золотую жилу:

      – Кто научил вас быть злобным и вспыльчивым?

      – Вы имеете в виду в с-с-семье? – Он слегка заикается. – Ну, мать умерла, когда мне было восемь, отец снова женился. Да, думаю, мачеха.

      – Какой она была?

      Эрнесто с улыбкой качает головой:

      – Ой, она была самая злая, самая плохая, самая ужасная…

      – Значит, это она, – говорю я.

      – Да.

      – Она научила вас быть настолько противным?

      – Да, думаю, научила.

      – И каково вам это видеть?

      Я пытаюсь перехватить его взгляд, а он смотрит в пол. Я сижу напротив него и чувствую его стыд, чувствую, как к его лицу приливает жар.

      – Эрнесто, – негромко зову я.

      Он молчит.

      – Где вы сейчас? – спрашиваю я через некоторое время. – Что происходит?

      – Ох, – говорит он без улыбки. – Мне стыдно. За то, что кто-то видит меня таким, каким я вижу ее. – Он качает головой и смотрит куда-то мне за спину.

      Мне интересно, что он сейчас видит, что вспоминает.

      – Я умираю со стыда, – признается он.

      – Этот стыд мы называем здоровой виной или раскаянием. Если бы вы чувствовали то же самое тогда, сразу, это остановило бы вас. Логично?

      Он кивает, понурив голову.

      – У вас есть фотография мачехи?

      – Что? С собой? Нет.

      – А можете раздобыть?

      – Конечно, – говорит он. – Да, могу.

      – Хорошо. Я хочу, чтобы вы сделали вот что. Вы можете кричать на жену. Я не в состоянии вам помешать. Но в следующий раз, когда вы почувствуете, что вот-вот взорветесь, я бы хотел, чтобы вы перед этим достали фото своей мачехи, посмотрели ей в глаза и сказали: «Я знаю, что вот-вот причиню боль любимой женщине. Прямо сейчас быть похожим на тебя важнее, чем моя жена». Скажите это – а потом делайте что хотите, кричите, если нужно.

      Эрнесто вскидывает голову и смотрит прямо на меня:

      – Это неправда. От такого я просто окаменел бы и ни слова не сказал. Мачеха для меня не важнее, чем моя жена.

      Он умолкает, протягивает руку