Повелитель монгольского ветра (сборник). Игорь Воеводин

Степан.

      И барон Унгерн улыбнулся ему счастливо и благодарно.

      15 сентября 1921 года, Новониколаевск, Россия. Заседание Чрезвычайного ревтрибунала

      Председатель: предотдела Верхтриба ВЦИК т. Опарин, члены: тт. Габишев, Кудрявцев, Кравченко, Гуляев. Обвинитель: т. Ярославский.

      Обвинитель:

      – Обвиняемый, прошу более подробно рассказать о своем происхождении и связи между баронами Унгерн-Штернберг немецкими и прибалтийскими.

      Унгерн:

      – Не знаю.

      Обвинитель:

      – У вас были большие имения в Прибалтийском крае и Эстляндии?

      Унгерн:

      – Да, в Эстляндии были, но сейчас, верно, нет.

      Обвинитель:

      – Сколько лет вы насчитываете своему роду баронов?

      Унгерн:

      – Тысячу лет.

      Обвинитель:

      – Сколько лет ваш род служил России и чем отличился?

      Унгерн:

      – Триста лет и семьдесят два убитых на войне!

      Из речи обвинителя т. Ярославского:

      – Товарищи! Мы знаем, что не было более эксплуататорской породы, как именно прибалтийские бароны, которые, в буквальном смысле, как паразиты, насели на тело России и в течение нескольких веков эту Россию сосали…[3]

      11 октября 1797 года, Балтийское море, о. Даго, Эстляндия, владения Российской империи

      …Ветер, ворошивший волны, гнавший над серо-зеленой бездной стада белых барашков, усилился к вечеру.

      И часу в четвертом огромная черная туча, пришедшая с Запада, укрыла собой горизонт, навалилась и на море и на дюны.

      На самой высокой из прибрежных скал был построен маяк. Он высился среди каменных утесов как исполин, как циклоп, и его единственный глаз вспыхивал во тьме тоской и бесприютностью.

      В вечерней мгле носилась ледяная водная взвесь, волны сравнялись с низкими облаками и лизали им лиловые подбрюшины.

      Барон Отто-Рейнгольд-Людвиг фон Унгерн-Штернберг оторвался от подзорной трубы, услышав негромкий голос слуги:

      – Господин барон, чай подан.

      Черный индийский чай с корицей, бергамотом и ромом – память о лихих годах пиратства в Индийском океане – согрел барону душу.

      Но Даго – не Мадрас, здесь правила иные, здесь не налетишь с шайкой забубенных приятелей на купца, здесь, в мелкой полулуже, не растворишься бесследно, здесь все хоть и родное, но пресное, чуждое душе рыцаря и бродяги – здесь и пища, и женщины лишены перца и огня, здесь не умеют ни любить, ни играть…

      – Кажется, есть, господин барон, – так же тихо уронил слуга, стоявший у окна башни.

      Барон взглянул ему в лицо. Карл, его денщик и камердинер, был старше десятью годами. Товарищ по детским забавам и оруженосец, он прикрывал барона в стычках и следовал по пятам в гулянках.

      – По виду – швед, – добавил слуга, отрываясь от окуляра трубы.

      На горизонте, там, где сходилась мгла, еле виднелась точка, и в этой точке вспыхивала

3

Цит. по газете «Советская Сибирь», № 201 (561), 18 сент. 1921 г.