Повелитель монгольского ветра (сборник). Игорь Воеводин

ханом Батыем предстал гонец из Монголии. Запыленный халат, свалявшаяся коса. Он проделал пять тысяч верст за неделю, почти не отдыхая, благодаря тому, что вся Срединная империя была покрыта сетью ямов, промежуточных станций, где всегда держали наготове свежих лошадей для послов, гонцов и чиновников.

      Животные не люди и действовать свыше своих сил не могли…

      – Тяжелые вести я привез тебе, хан, – сказал гонец после отдания почестей. – Великий каган Угэдэй скончался, созывается курултай, и тебе необходимо поспешить назад…

      Смерть дяди Батыя не огорчила. Полководец, решавший судьбы народов, он был взволнован иным: если на курултае каганом изберут не его, сына Джу-чи, – это еще полбеды. Беда, если победит Гуюк, сын Угэдэя, с кем Батыю было не разделить ни землю, ни небо. Тогда вражда расколет государство, восстанут брат на брата и род на род, и рухнет империя…

      – Завтра выступаем домой, – отдал Батый приказ своим юртджи, и заклубилась пыль, заиграли, затрубили рожки, завизжали всадники, рев прокатился по туменам, зарыдали ясырки-наложницы, те, кого брать с собой было накладно, а отпускать на волю жаль…

      – И еще… – Батый, нахмурившись, диктовал писцу-уйгуру новый приказ. – Пусть отныне не казнят тех женщин, к которым входили. Наша кровь сильнее крови всех народов, и через девять месяцев многие из этих женщин родят нам монголов…

      Писец из провинции Синьцзян не подал и вида, что понимает, в чем дело. Кто бы мог подумать, что эта рыженькая, которую он лично привел хану, высмотрев в какой-то деревушке, так понравится Батыю? Как ее звали? Она еще говорила, что из древнего рода этих варваров – ах, да, Де Унгария, и вроде бы в ее жилах течет кровь самого Аттилы, великого гунна… О, этот Аттила был настоящий каган, великий воин, хоть и не монгол, но умен, как уйгур… И чем она покорила хана? Разве что цветом волос – у священного Потрясателя Вселенной, Чингисхана, была рыжая борода, несвойственная монголам. Неужели внук купился на цвет? О, боги, боги! Как я устал…

      В ханском шатре было полутемно и прохладно. Тургауды у входа, приученные не слышать изнутри ни звука, были похожи на сфинксов, и огни костров отражались в их медных блюдцах-щитах, защищавших грудь и живот. А вокруг свистел, хохотал и визжал огромный лагерь, и вязал тюки, и проверял снаряжение и сбрую лошадей и верблюдов.

      – Прошу тебя, пойдем, моя кюрюльтю[8]! – Никто бы не узнал великого и жестокого завоевателя в мужчине, державшем руку женщины. А узнав, не поверил бы своим глазам. – Я сделаю тебя повелительницей мира, что тебе нужно еще?

      – Я не могу жить без родины, а что это такое – объяснить не умею. – Она вскинула на него синие глаза. – Не умею…

      – Ну и что? Тебе милее эта твоя мельница, чем я, чем все богатство мира?

      – Богатство мира мне ни к чему… А ты… Ты ведь не останешься? Почему? Тебе милее твои степи?

      Батый не ответил. Как совместить долг и любовь? И почему, почему, Всевышний, давая власть над миром, ты не позволяешь власти лишь над одним человеком – над самим собой? И что делать с этой гордячкой? Просто приказать собираться

8

Желанная (монг.).