Город на воде, хлебе и облаках. Михаил Липскеров

помчался, как был, в ночной рубашке на хозяйскую половину, а точнее – в сортир, где проводил последнее время Питер Хенлейн, и прокричал: «Тик-так, тик-так, тик-так!» – и Питер Хенлейн, будучи человеком механистического склада ума, тут же, не отходя от дырки в насесте, изобрел механические карманные часы!

      И таким образом, стал принимать продукты фармацевтики регулярно, в результате чего запор прекратился и Питер Хенлейн скончался счастливым человеком от бесконечной диареи. А перед смертью завещал часы их истинному изобретателю Гутен Моргеновичу де Сааведре. Маклеру нашего Города.

      А какую фразу он сказал после утирания пота со лба, так и осталось неизвестным..

      И в синагоге стали думать (не в качестве работы, нет, а в качестве развлечения) о склонностях разных народов к мыслительному процессу. О евреях разговор даже не заходил: во-первых, Шаббат, почему и не, а во-вторых, и так ясно. Так что (на всякий случай) стали не думать, а перебирать имеющихся в городе гоев, которые смогут решить проблему небритости Шломо Грамотного.

      Околоточного надзирателя Василия Акимовича Швайко отвергли сразу. Преферанс преферансом, а здесь ум должен иметь психологический намек с художественным оттенком, на предмет гармонии временной небритости Шломо Грамотного, постоянной же небритости Осла и сакрального облика площади Обрезания.

      Альгвазил, которого так и называли – Альгвазил, на ум не претендовал. Да и уличить его в этом еще никому не удавалось. Вот таким уж он был. А что вы хотите, если вас сбросить с крепостной стены головой вниз во время безымянной битвы у безымянной крепости. И когда идет дождь. Который в Андалусии идет раз в год. От такого совпадения дождя с головой вниз даже у еврея голова пойдет кругом. А уж у рядового Альгвазила – тем более. И шлем на голове Альгвазила сполз до шеи. И лица Альгвазила много веков никто не видел. И даже очень может быть, что под шлемом был вовсе и не Альгвазил. Но видеть он ничего не мог, поэтому ходил по Городу кругами. Потому что правая нога у человечества длиннее левой и при слепоте заставляет человечество ходить кругами. Что в каком-то смысле было для Города полезно. Ибо ходящая по кругу Альгвазилова голова с каждым кругом аккурат обходила весь Город на предмет если что. (Я потому так подробно объясняю утилитарную прелесть кругового устройства, что, как я полагаю, мою книгу могут читать и не евреи, и им, моим разлюбезнейшим читателям с таким вот национальным дефектом, будет трудно сообразить, как можно использовать испанского Альгвазила с круговым движением головы в утилитарном смысле. Даже без дождя. Так что где Альгвазил, а где – Шломо Грамотный.

      Были еще садовник Абубакар Фаттах, шмок (ныне – чмо) пан Кобечинский и пара пруссаков, о которых, кроме того, что они прусские шпионы, никто ничего не знал. И чего о них знать. Есть прусские шпионы и есть. А что они там шпионствуют в нашем Городе, в котором не было ни одной тайны, которая не была бы известна всему Городу, –