Подснежник. Елизавета Порфирова

дной сосульками свисала по бокам длинная свалявшаяся шерсть, у другой отсутствовал кончик правого уха, а третья просто была больше и худее своих друзей.

      Впрочем, стоило ли их называть друзьями? Конечно, в холод они всегда прижимались друг к другу, чтобы было теплее. Если было настроение и силы, играли друг с другом. Но когда сердобольная старушка из третьего подъезда выносила им хороший кусман мяса или кто-нибудь из других жителей небольшого двора отдавал оставшиеся после обеда кости, три непохожих друг на друга собаки готовы были порвать друг друга на клочки, лишь бы отхватить порцию побольше.

      Сейчас три дворняги мчались по двору, преследуя какую-то только им ведомую цель, а за ними, метрах в десяти, подражая старшим, бежал щенок. Он отставал не только потому, что был еще слишком мал и лапы его были слишком коротки и слабы, но еще и потому, что совсем недавно нерадивый хозяин одного из припаркованных у подъезда автомобилей, случайно наехал малышу прямо на мягкие подушечки маленьких пальчиков. Щенок тогда жутко перепугался, и с диким визгом умчался так быстро, что водитель даже не успел понять, кошка это была или собака.

      «Ну, раз убежал, значит, в порядке все,» – пожал плечами он, вернулся в машину и уехал по своим делам.

      А щенок забился в угол между подъездом и домом и просидел там неподвижно с полчаса. Затем где-то вдалеке послышался громкий лай. Щенок насторожился и минуту спустя уже бежал со всех лап, насколько хватало сил, пытаясь догнать уже знакомую нам и ему стаю собак. Он не знал, куда они так бегут, но очень хотел стать частью этой уличной стаи, в которую его пока не принимали.

      Кирилл, который в это время как раз шел в школу, с удовольствием оставляя на мягком свежем снегу глубокие рельефные отпечатки своих тяжелых зимних ботинок, остановился, с удивлением глядя на стаю, и улыбнулся, завидев щенка. Но почти сразу улыбка его растаяла, брови нахмурилсь.

      «Бедный!» – подумал Кирилл. – «Кто-то его, наверное, укусил. Или наступил на лапки».

      Щенок, выдохшись, остановился посреди двора и еще несколько раз громко тявкнул вдогонку старшим собратьям, словно бы говоря им: «Расскажете потом, как прошло!»

      Затем он сел, поджав подрагивающий от холода хвост, высунул язык. Посидел, оглядываясь. Опустил голову, обнюхал лапки, неловко тронул их языком. Снова выпрямился, снова огляделся. Заметил, что Кирилл смотрит на него и, приветственно тявкнув, все так же прихрамывая, подбежал к мальчику.

      Кирилл наклонился, легко похлопал черно-коричневого малыша по голове рукой в теплой перчатке.

      – Кто тебя так? – спросил он негромко.

      Щенок не ответил. Он уже успел обнюхать тяжелые ботинки мальчика, и теперь просто смотрел на него, высунув язык и доверительно маша хвостом.

      – Хочешь есть? – снова спросил Кирилл, и полез в портфель, чтобы достать оттуда сосиску в тесте, которую должен был съесть на завтрак, но проспал.

      Еда уже успела остыть. Кирилл развернул завинченное спиралью тесто, достал сосиску, отломил кусочек и протянул щенку. Малыша явно давно никто не баловал таким деликатесом: едва ли не за секунду он заглотил весь немаленький кусочек, не оставив ни крошки.

      Кирилл снова погладил его по голове, затем поделил сосиску на кусочки поменьше – щенок все это время тыкался ему в ладони, пытаясь отобрать еду, – положил прямо на снег. Щенок принялся с аппетитом уплетать лакомство, а Кирилл в два приема зажевав оставшееся нетронутым тесто, поднялся и тихонько ушел, одновременно надеясь на то, что щенок не пойдет следом, и на то, что вечером, когда мальчик вернется домой, щенок будет еще тут, и его снова можно будет чем-нибудь накормить, а может быть даже…

      Возвращаясь после школы домой, Кирилл заметил щенка лежащим на люке теплотрассы и наблюдающим за бегающими по двору первоклассниками.

      Дома ждала мама и горячий обед. За обедом мама, заметив, что сын хмурится и ест без особого аппетита, спросила: