Кнульп. Герман Гессе

она быстро спросила:

      – Вы и Андреса Флика знаете?

      – Нет, я никого там не знаю. Однако ж это, поди, ваш батюшка?

      – Да.

      – Тогда вы, стало быть, барышня Флик, и если я теперь еще и имя узнаю, то смогу написать вам письмецо, коли случится мне снова проходить через Ахтхаузен.

      – Вы, никак, уже сызнова в дорогу собираетесь?

      – Нет, не собираюсь, но хочу узнать ваше имя, барышня Флик.

      – Да ведь и я вашего не знаю.

      – Жаль, но это дело поправимое. Меня зовут Карл Эберхард, и ежели мы как-нибудь встретимся днем, вы будете знать, как меня окликнуть, а мне-то как вас тогда назвать?

      – Барбара.

      – Ну вот, так-то лучше, большое спасибо. Правда, имя ваше произнесть трудно, но готов поспорить, дома вас звали Бербеле.

      – Верно. Но раз вы и без того все знаете, почему задаете столько вопросов? Хотя пришла пора заканчивать. Доброй ночи, кожевник.

      – Доброй ночи, барышня Бербеле. Приятных снов, ну а я вам еще немножко посвищу. Не убегайте, это ж ничего не стоит.

      И он сей же час принялся насвистывать и вывел искусную мелодию вроде йодля, с двойными нотами и трелями, искристую, словно танцевальный напев. С удивлением девушка внимала этакому мастерству, а когда все смолкло, тихонько закрыла и заперла ставню, меж тем как Кнульп впотьмах добрался до своей комнатки.

      На сей раз Кнульп встал утром вовремя и перво-наперво решил воспользоваться кожевниковой бритвой. Однако кожевник уже много лет носил окладистую бороду, и лезвие безбожно затупилось, так что, прежде чем побриться, Кнульпу пришлось добрых полчаса править его на кожаной подтяжке. Покончив с бритьем, он надел сюртук, взял в руку башмаки и спустился на кухню, где было тепло и уже пахло кофеем.

      У жены мастера он попросил щетку и ваксу, чтобы почистить башмаки.

      – Ах, ну что вы! – вскричала она. – Не мужское это дело. Давайте-ка я.

      Однако Кнульп не согласился и, когда она в конце концов с неловким смешком поставила перед ним означенные вещи, взялся за дело, основательно, аккуратно и притом без всякого усилия, как мужчина, который занимается ручным трудом лишь от случая к случаю и по настроению, но уж тогда со всем тщанием и радостью.

      – Вот это мне по нраву! – похвалила хозяйка, глядя на него. – Ишь как надраили, ровно аккурат к зазнобе собрались.

      – О, я бы с радостью.

      – Охотно верю. Она у вас, поди, красотка. – Хозяйка опять назойливо рассмеялась. – Небось даже не одна?

      – Ой, нехорошо этак-то говорить, – весело попенял Кнульп. – Могу показать вам портрет.

      Сгорая от любопытства, хозяйка подошла ближе, а он достал из нагрудного кармана клеенчатый футлярчик и извлек оттуда портрет Дузе. Она с интересом рассмотрела его и осторожно похвалила:

      – Впрямь хороша, почитай что настоящая дама. Только вот больно худая. Здорова ли?

      – Насколько я знаю, вполне. Ну а теперь пойдемте-ка к хозяину. Старина, слышно, в горнице.

      Он вошел, поздоровался с кожевником. Горница была выметена, и светлые панели, часы, зеркало и фотографии на стене