И близится ночь. Ребекка Уэст

конторы послал того человека к нам без его ведома. Я написала вашему кузену Ральфу, попросила его больше так не делать и объяснила, что это бесполезно и что я плачу за аренду, если у меня есть деньги. Он очень любезно ответил, что не знал про пристава и позаботится, чтобы нас больше не беспокоили. В другой раз этот человек пришел требовать арендную плату за конторские помещения, которые ваш отец и мистер Лэнгем сняли для компании, как-то связанной со страусиными перьями, но так ее и не основали. Были и другие случаи, но я их уже не помню.

      – Ну, сейчас-то он не мог прийти за тем же, – сказал Ричард Куин, сев на подлокотник маминого кресла. – По всем счетам уплатил поверенный.

      – Сейчас он в столовой, – сказала мама, – и, по его словам, мы задолжали десять фунтов типографу.

      – Ну так давайте с ним расплатимся, – сказала Корделия, вставая. – У нас ведь найдутся десять фунтов? Я сбегаю в банк, если ты выпишешь чек. Но возможно, у нас нет десяти фунтов. Полагаю, у нас все еще очень мало денег.

      – Сядь, дорогая, от твоего стояния нет никакого толку, а меня это нервирует, – сказала мама. – Беда в том, что мы не должны ему ни десяти фунтов, ни даже одного. По крайней мере, мне так кажется. Я уверена, что все улажено; и у этого человека нет никаких подтверждений долга, кроме этого листка бумаги: «“Маршан и Ив”, типографы, Кингстон, октябрь, в счет выплаченных десяти фунтов». Никогда о них не слышала, и, насколько я знаю, ваш отец перестал заказывать что-либо в типографиях задолго до своего ухода. Я поняла, что он болен, в том числе потому, что прекратил писать.

      – Вдобавок дата – октябрь, – сказал Ричард Куин. – Папа к тому времени уже ушел.

      – Это ничего не значит, месяцы, упоминаемые в связи с долгами вашего отца, могут относиться к любому году, будь то минувшему или будущему; ваш отец был воплощением долгов, – заметила мама без всякой горечи, как будто говорила о буре. – Но это какая-то ерунда. Раньше этот человек приходил с официальными документами. Он всегда показывал их мне, хоть я и не смотрела. Но теперь у него нет ничего, кроме этой грязной бумажки.

      – В таком случае мы пойдем и скажем ему, что вызовем полицию, если он сейчас же не уйдет, – сказала я, сев на другой подлокотник кресла и поцеловав ее.

      – Вы все для меня огромное утешение, – произнесла мама, – но встаньте же, дорогие, никакая мебель не выдержит такой нагрузки, и вы упускаете главное. Видите ли, он всего лишь бедный старик. У него седая борода, раньше она была подстрижена, а теперь всклокочена, и у него грязное пальто. Я помню: когда он приходил раньше, то выглядел очень опрятно. Что же с ним случилось? Впрочем, что за глупый вопрос, с ним могло произойти что угодно. Как бы там ни было, я полагаю, среди таких людей пошла молва, что мы платим по всем своим долгам, и он решил подобным образом подзаработать.

      – Давайте его вышвырнем, – сказала я. – Как жаль, что нам нельзя его убить!

      – Но почему