Чужой ребенок. Родион Белецкий

ненормированный.

      Я на него посмотрела, как на врага народа, и спрашиваю:

      – Мне дальше рассказывать?

      – Да, – говорит, – конечно, прошу вас.

      Сбил с мысли, но я продолжила:

      – На последнем курсе устроилась в рекламную фирму…

      И опять он меня перебивает. Встревает такой на позитиве:

      – И в целом мы даже приветствуем, когда люди начинают жить интересами фирмы.

      – Это в смысле? – спрашиваю.

      – Когда готовим проект, для нас обычное дело, если сотрудники задерживаются. Не ради денег – ради общей цели!

      Тут я начинаю всё понимать:

      – А вы деньги вообще платите?

      А он мне такой:

      – Юлия, вы из тех, кого прежде всего интересуют деньги?

      – Интересуют, да.

      Мой ответ менеджеру не понравился.

      – Первый месяц испытательный. Мы смотрим на вас, вы – на нас. Оплата не производится.

      Ну, я встала и ушла. Не помню, дверью хлопнула или нет. Хотя надо было, по-хорошему. Ушла, короче, с максимально высоко поднятой головой.

      Мне нравилась старая работа. Но главный не понимал, почему меня постоянно нет на месте. Пыталась ему объяснить, что мне отец мозг выносит, говорила, что я в няньку давно превратилась. А он мне такой:

      – Найми ему сиделку.

      – Не хочет он сиделку, – говорю.

      Главный аж поперхнулся и говорит:

      – Даже я хочу сиделку! Все хотят сиделку! Выйди на улицу и спроси любого! Каждый хочет сиделку!

      – Это каждый, – говорю. – А он уперся.

      – Я не знаю тогда, что делать, – сказал главный. – Ты дурная, конечно, но меня всё устраивает, если ты нормально работаешь.

      В спину мне дышала жирная Настя. Она и заняла мое место.

      Надо было собраться с силами и поговорить с отцом. Но в этот раз я не смогла. Вернулась домой, только дверь открыла, а он уже голосит: «Юля! Юля! Юленька!!!» И всё это голосом умирающего праведника. Перед ним стоял обед, который я приготовила, встав в шесть утра.

      – Что, пап? – спрашиваю.

      А он тычет в тарелку пальцем и верещит:

      – Это мясо?!

      – Не кричи, пап.

      А он еще громче:

      – Ты же знаешь, что я не ем мяса!!!

      Я его чуть не прибила:

      – Это – тунец, – говорю.

      – Это точно тунец?

      – Да, это тунец. Мясо тунца.

      – Значит, это мясо?! Я не ем мяса, ты же знаешь!!! – Руки ко мне протянул, как герой из греческой трагедии.

      А я ему:

      – Это рыба, папа!

      Но царя Эдипа было уже не остановить.

      Я сама была как рыба тунец. Меня поймали, бросили на палубу, и я, выгибаясь всем телом, выпучив глаза, хлопала ртом, а сказать толком ничего не могла. И я задыхалась. «Принеси мне судно», – орал мой папенька.

      И я несла.

* * *

      В тишине открылась и хлопнула дверь, притянутая ржавой, но мощной пружиной. Миша с сумкой в руке проскользнул