Таинственный пассажир. Лев Самойлов

инженер-майор Барабихин.

      Алексей Петрович был явно раздосадован. Он дорожил такими разговорами с полковником, любил поспорить с ним, иногда – это случалось нечасто – доказывал свою правоту. Не беда, что в их словесных поединках почти всегда победителем оставался Дымов – сказывался огромный опыт, больший политический кругозор, способность глубоко проникать в психологию людей.

      Капитан Уваров нехотя поднялся и спросил:

      – Мне уйти?

      – Оставайся, если хочешь. Может быть, услышим что-нибудь интересное.

      Сергей Сергеевич убрал со стола бумаги, и почти в тот же момент в дверь кабинета сильно постучали.

      Дымов встретил Барабихина на пороге комнаты. Они поздоровались, как старые знакомые. Иван Васильевич с изумлением огляделся вокруг.

      – У вас очень уютно! Вот уж никогда не подумал бы… даже цветы!

      Сергей Сергеевич рассмеялся, но ничего не ответил. Он познакомил инженер-майора со своим помощником и пригласил к столу. И здесь произошло нечто неожиданное. Протерев очки (сегодня Барабихин был в очках) и не дав ни слова сказать полковнику, майор заговорил сам, заговорил взволнованно и торопливо:

      – Мне бы хотелось, товарищ полковник, до начала нашего делового разговора кое-что рассказать вам. Я займу очень немного времени. Разрешите?

      Дымов не выразил никакого удивления.

      – Прошу вас, Иван Васильевич!.. То, что вы хотите рассказать, касается, видимо, вашего пребывания за границей?

      – Да. То есть, вернее, моего преждевременного отъезда оттуда.

      Иван Васильевич помолчал, собираясь с мыслями, и начал говорить:

      – Когда вчера мы ехали в машине, вы поинтересовались моим сердцем. Здоровое сердце у меня, вполне здоровое, а вот в 1948 году сдало, крепко сдало… и нервы сдали. И дело-то вроде как пустяшное произошло, а переволновался и передумал я немало.

      Барабихин снова помолчал и продолжал уже более спокойно.

      – Должен вам сказать, что уже давно с группой товарищей я проектирую самолет новой конструкции. В 1947 году я опубликовал теоретическую статью на эту тему в одном журнале, и, собственно, с этого времени началась моя практическая работа в лаборатории. В 1948 году я выехал в Германию в командировку.

      Иван Васильевич нервно забарабанил пальцами по краю стола и торопливо продолжал, словно боясь, что его перебьют:

      – Я поехал вместе с женой… до этого мы недавно поженились. Она работала машинисткой. Родители ее погибли во время войны, единственный брат, моложе ее, учился в военном училище.

      Сразу же по приезде в Берлин я с головой ушел в работу. Жена целыми днями оставалась одна. Молодая, неопытная, вначале она почти все время сидела дома, скучала, плакала, просилась обратно, а потом, по совету приятельниц и хозяйки, пожилой немки, – мы остановились на частной квартире – жена стала посещать магазины, модные ателье, кино. В общем, как говорится, начала быстро осваиваться в новой обстановке. В доме у нас появились изящные безделушки, хрусталь. Жена стала красиво и модно