Полуночное солнце. Рэмси Кэмпбелл

церковного гимна, от которого у него даже сползли носки. Лицо у него было как будто только что растерто махровым полотенцем, короткий широкий нос и крупный рот терялись на фоне высокого лба, над которым стояли торчком медно-рыжие волосы, напомнившие Бену зачищенный провод. До Бена вдруг дошло, что Питер, Фрэнсис и Кристофер наблюдают за ним, и он выпалил единственный пришедший на ум вопрос:

      – Тебя Доминик зовут?

      Доминик глядел на свои ноги, переставшие отбивать ритм.

      – Хочешь поиздеваться?

      – Нет, а с чего бы?

      – Просто подумал, что ты мог бы. – Доминик наклонился, чтобы подтянуть носки. – Ты мог бы сказать «Никидом» или «Нодиким». Хотя, мое любимое «Модиник». Похоже на название какого-то лекарства. – Он распрямился и поглядел куда-то мимо Бена, словно ему не нравилось то, что он видит перед собой. – В таком случае, чего ты хочешь?

      – Твой отец продает книги, верно?

      – А твой кормит червей.

      Бен разинул рот, не зная, что на это ответить.

      – Когда мы в классе рассказывали, чем занимаются наши родители, мистер Болгер освободил тебя от задания, – продолжал Доминик, – но мне интересно, что бы ты ответил.

      Бен закусил губу и понял, что, хоть он и пытается сдержать свои чувства, это вовсе не горе. И вдруг эти чувства выплеснулись из него так бурно, что ему пришлось утереть рот:

      – Наверное, я бы сказал, что они лежат в могиле.

      На лице Доминика отразилось такое потрясение, что Бен зашелся от смеха. На этот раз было почти не больно, почти отпустило.

      – И что бы сказал на это мистер Болгер, – в радостном предвкушении продолжил Доминик.

      – Он бы сказал… – тут Бен заговорил, понизив голос: – «Да как ты смеешь осквернять мою классную комнату подобными выражениями, ма-альчик?»

      Доминик засмеялся, по крайней мере, закивал головой, растянув губы, что означало веселость.

      – Так что ты там говорил насчет книг? Ни разу не видел никого из вашей шайки в нашем магазине.

      – Я не в шайке, – возразил Бен и обернулся, чтобы проследить за взглядом Доминика.

      Питер и остальные стояли у него за спиной: физиономии надутые, глядят угрожающе.

      – Над нами ржете? – спросил Питер у Доминика.

      – Только над учителем, – ответил Бен. – Мы разговариваем. Это личное.

      – Тогда, может, пойдете в девчачий туалет? – предложил Фрэнсис, всплеснув руками.

      – Да о чем тебе с ним говорить? – угрюмо поинтересовался у Бена Кристофер. – Он считает себя лучше всех только потому, что его отец – тупой лавочник.

      – Он не тупой, он книгами торгует. Это ты тупой, если так думаешь. Мой прадед когда-то писал книги.

      – Ах, простите, ваша светлость, – хмыкнул Питер, низко кланяясь.

      – Ваши светлости, – подхватил Фрэнсис и повторил погромче, словно призывая всех оценить его остроумие.

      Кристофер нагнул голову, как будто собирался боднуть