По замкнутому кругу. Виктор Михайлов

оказался клочок от платка с радугой и белым парусом – платок Тарасова!

      Ежов пошарил рукой за наличником, достал согнутую и расплющенную на конце проволоку, вставил ее в отверстие и отбросил задвижку.

      Комната описана Тарасовым точно – свадебные портреты Казимира и Ефросиньи.

      Я вышел на кухню и спросил Ежова:

      – У вас погреб есть?

      – Как же, родители строили для себя.

      – Товарищ Кержавин, посмотрите из погреба фундамент, – сказал я архитектору.

      Ежов приподнял творило и зажег в погребе электрический свет, Кержавин спустился вниз.

      – А куда ведет эта дверь? – спросил я Ежова.

      – Комната покойной жены Ефросинии Мартыновны. Все осталось как при ней, священная реликвия. Пять лет не заходил и даже ключ не знаю где.

      По словам Тарасова, в ночь, проведенную им здесь, пахан не выходил из дома. Очевидно, это его комната.

      Из подвала вылез Кержавин и, похвалив фундамент, мимоходом сказал:

      – У вас большое хозяйство.

      – Были грузди своего посола – кончились. Есть капуста, огурцы. Может быть, товарищи, погода сырая, сообразим по сто граммов, под огурчики…

      – Благодарим, но мы на работе, – отказался я. – Что же вы, товарищ Ежов, так скучно живете? Один как перст… – сочувственно сказал я.

      – Мне пятьдесят пять. Брать молодую – в дураках можно остаться. Брать старуху… Нет, дорогой товарищ, живем для дел, приносим пользу, и то ладно…

      Это было так неискренне, так фальшиво, что я невольно улыбнулся. Ежов понял, что переборщил, и, лихо подкрутив усы, добавил:

      – К тому же не перевелись на свете добрые женщины!..

      Мы вышли из дома, Ежов проводил до машины. Кержавин поблагодарил хозяина, и мы поехали. Как только машина свернула из тупика на улицу, архитектор сказал:

      – Если я вас правильно понял, Федор Степанович, вы поручили мне посмотреть в погребе пол и, если он земляной, обнаружить следы, оставленные лопатой. Пол выложен кирпичом на растворе и зацементирован. Никаких следов свежей кирпичной кладки.

      – Спасибо, Иван Васильевич, вы действовали со знанием дела. Большое спасибо.

      Шагалов ждал меня.

      – Думаю, то, что я вам расскажу, соответствует истине, хотя и требует дополнительной проверки, – начал я. – В шесть часов Тарасов ушел от Любы в тупик Клевцова. Около семи часов он постучал в калитку. По-моему, старик снимает жилье у Ежова. Комната, в которую ведет вторая дверь из кухни. В те дни, когда он пользуется комнатой, Ежов с работы не приходит и не ночует дома. Старик услышал стук, посмотрел в щелку и, узнав Тарасова, открыл калитку. Какой между ними произошел разговор, я не знаю, но старик понял, что Тарасов все рассказал об их встрече на вокзальной площади. Старик убивает Тарасова, волочит тело в машину и укрывает парусиной, из которой сделаны чехлы на сиденье. После этого забирает из своей комнаты все, что может служить против него уликой. Тщательно подметает двор, сглаживает отпечатки протекторов, следы борьбы, волочения, и вот здесь он обнаруживает