Пороги. Александр Косенков

преобразований в деревне». Отпросился лишь на несколько дней побывать в родном доме и навести хоть какой-то порядок в сумбуре нахлынувших переживаний и непреходящей сердечной боли при известии о недождавшейся его Екатерине. Об этом ему подробно поведал случившийся в райкоме с какой-то неотложной ябедой на тогдашнего председателя Ефим Трынков, одним из первых записавшийся в колхозники по причине полного разора из-за нерадивости собственного хозяйства.

      – А мы там на тебя, Николай, уже рукой махнули. Сгинул и сгинул – ни весточки, ни слушка какого. Бабы наши базарить стали, что тебя в Москву, в руководство назначили за особые, значит, заслуги перед нашей родной советской властью, и теперь тебе про наше место жительства даже слыхать нежелательно. Екатерина, как прослышала про такие дела, поначалу в тайгу подалась в зимовьюшку – отсидеться от таких новостей. Потом заявляется и прямо к Сашке – «засылай сватов, согласная». Ну, а Роговым только повод дай свою силу и богатство обозначить. Пятый день деревня пьяным-пьяна. Еле сбежал здеся доложить, как кулачье и их прихвостни своею властью похваляются.

      – Какие они кулачье? – через силу выдавил из себя Перфильев. – Батраков не держат, все своим горбом и руками.

      – Не скажи! – чуть ли не взвизгнул от накопившейся внутренней ненависти Ефим. – Я своим горбом без малейшего передыху кажилюсь. А какие такие доходы поимел? А Сашка, глянешь еще, какую домину себе отгрохал. Твое жилище, ежели с ним соотнесть, для стайки на их дворе не сгодится.

      – А ты, значит, об их гулянке сюда доложить явился? – морщась, словно от очередной порции боли до сих пор не заживших ранений, хмуро спросил Николай, прекрасно осведомленный еще в свои позапрошлые здесь годы о бесхозяйственности и лени Ефима, изнывавшего от зависти к тем, кто не в пример ему даже в эти нелегкие времена довольно крепко утвердился на ногах и пытался стоять как можно крепче, чуя нутром очередное накатывающее неблагополучие всеобщей жизни.

      – Кому гулянка, а кому подлянка. Мозги у простого населения по этому самому случаю на раскорячку. То ли за советскую власть держаться, то ли за Роговыми невесть куда подаваться. У нас уже двое из колхоза заявление выходить накарякали. На вольные хлеба подаваться решили. А нет того соображения – где воля, там и недоля. Кому слава, а кому потрава. А на потраве окромя дурнотравья ничего не соберешь. Ты вот тоже таку девку упустил, можно сказать, по этой самой причине. Вот и получается сплошное вражеское смущение против нынешней государственной политики на сплошную коллективизацию. Мириться с этим не собираюсь, для того сюда и прибыл. Сейчас не понужнем, потом поздно будет.

      Николай снова поморщился, на сей раз от действительно накатившей боли.

      – Как изба моя там – целая еще? – нехотя поинтересовался он после затянувшегося молчания.

      – Так это… – снова оживился Ефим. – Нонешний председатель – да ты его должен знать,