Тайная жена, или Право новогодней ночи. Лина Алфеева

Новый год принято оставлять все достижения в прошлом и нацеливаться на будущие. Нет, истинный гном никогда не забудет ни свои регалии, ни достижения семьи, об успехах родных у нас принято рассказывать долго и со смаком. Долг хозяина выслушать похваляющегося гостя, а потом выпить с ним за будущие удачные сделки, грядущие победы, неизбежные выгодные союзы и контракты.

      В мире, где я родилась, Новый год – символ обновления, считается, что самое скверное остается позади, а в будущее берется только светлое, теплое и непременно новое. А еще в канун Нового года принято покупать елочные игрушки. Каждый год родители брали меня с младшей сестрой в торговый центр, чтобы выбрать яркие, осыпанные блестками и искусственным снегом украшения. Последнее, что я запомнила: лес. Настоящий лес из высоких искусственных елей. Зеленые, серебряные даже белоснежные, они стояли так близко друг к другу, что протиснуться мимо могла только такая кроха, как моя пятилетняя сестра. А сколько мне тогда было? Семнадцать. Но я по-прежнему верила в чудеса и народные приметы. Незаметно стучала по дереву, скрещивала пальцы наудачу и неизменно призывала халяву перед важной контрольной.

      Родители разрешили нам с сестрой немного побродить между елей, но мелкая юла Юля умудрилась забраться в самый «ельник». Пришлось пробираться следом. Яркий светящийся шар, появившийся из пустоты, я сочла чудом техники и голограммой. Волшебство оказалось говорящим и спросило, верю ли я в магию, а получив утвердительный ответ, предложило встретить Новый год там, где вместо стекол разноцветные леденцы, на улицах выставляют корзины со сладостями и подарками, а деревья украшают конфетами, золотом и серебром.

      А потом я в самом деле увидела ель, украшенную монетами и леденцами. Причем на том месте, где только что стояла Юля. Решив, что она просто спряталась за усыпанной сладостями елкой, я сделала несколько шагов и… провалилась в сугроб.

      И вот он-то точно не был голограммой. Помню, как отплевывалась от снега и пыталась из него выбраться, как одеревенело и перестало слушаться тело, как вскоре безумно захотелось спать. А потом я увидела его. Мужчину с солнечной бородой. Он подхватил меня под мышки и выдернул из сугроба, как морковку с грядки.

      Очнулась я почему-то лежащей на стеганом одеяле в пещере перед очагом. Высокое жаркое пламя выбрасывало ввысь яркие искры, но при этом помещалось в небольшой металлической чаше. Мужчина, спасший меня из сугроба, был рядом. Он стоял рядом на коленях, гладил меня по голове, что-то бормотал на незнакомом языке, а из небольшой коробочки в его руке раздавался тихий, немного металлический голос:

      – Протяни руку к огню, девочка. Пусть пламя тебя умоет и выжжет хворь из твоего тела.

      Хворь? Разве я больна?

      Стоило мне посмотреть на свою ладонь, как я поняла, что брежу. Это была не моя рука, а детская ладошка. И тело оказалось тоже не мое. Груди больше не было. Вот вообще не было! Зато по плечам рассыпались знакомые рыжие волосы. Хотела потребовать зеркало, но чувствовала, что меднобородый мужчина не одобрит непослушание. Он хотел,