Трудовые будни барышни-попаданки 3. Джейд Дэвлин

понятны и неоспоримы. Кому сбивать огонь ветровками, кому – подрубать еще не охваченные кусты и выкапывать канавки. С одного взгляда этот долговязый пацан оценивал трудовой потенциал каждого юнита и встраивал его в систему.

      Когда не надо было командовать, сам оказывался на очередном пылающем участке. Там и обжегся слегка. Поэтому после победы над огнем меня откомандировали на стоянку соседей с медикаментами – у нас оказалась полноценная аптечка.

      Так наконец-то познакомились. И номер обычного, тогда еще не сотового телефона был записан на коробке от бинтов.

      А через месяц мы встретились. Причем я безбожно опоздала, задержал преподаватель, потом из-под самого носа ушел трамвай. Под конец пути к месту встречи уже и не торопилась – была уверена, он ушел из промокшего осеннего парка.

      Оказалось – нет. Ждал на скамейке, причем именно на третьей от ворот, как договорились. А не на пятой, под необлетевшим дубом, хоть какой-то защитой от дождика.

      Я несмело подошла. Еще не решила, как буду извиняться. А Миша встал, стряхнул воду с плаща, как пес, вытащивший палку из озера, и укоризненно сказал:

      – Что ж ты так, Эмм…

      Замолчал, и я лишний раз заметила, как по-взрослому, холодно звучит мое имя. Эммочкой назовет? Ох, не любила. Вроде Эллочки-людоедки.

      – Что же ты так, Эммушка, – договорил он.

      – Меня так с детского сада не называли, – ответила я.

      И тут из-под скамейки вылетела сентябрьская цокотуха, но вместо того, чтобы больно жалить, полетела искать или укрытие, или корм.

      Я расхохоталась. И, глядя на недоуменного Мишу, рассказала ему свою детсадовскую историю. Компенсацию за опоздание.

      Он тоже рассмеялся. Рассказал, как в детсаде сам наступал на ноги обидчикам – мол, я же топтыгин. А одному, особо злостному, во время тихого часа даже на ухо.

      Вот так я и стала Мушкой. Для Миши.

      Правда, иногда это ласковое прозвище менялось. И муж ворчал, что я раззуделась, как надоедливая муха. Все мозги прозудела!

      Но это он не всерьез. И я никогда не обижалась.

* * *

      Коляску тряхнуло, я открыла глаза. Из-под козырька виднелись меркнущие утренние звезды. Видны контуры придорожных строений.

      – Барыня вернулись!

      – Ма-а-аменька!

      Радостный гомон, чьи-то укоризны – и не слушающая их Лизонька бегом топает с крыльца, а ее обгоняет Зефирка. И даже лапку вроде бы не волочит.

      С того злополучного постоялого двора выехали мы уже следующим днем, сразу после завтрака. Лето и так не очень-то жаркое, да и август подходил к концу. Солнышко в любое время радовало, а не обижало. Надо было и нанятых лошадей вернуть, и людям успокоиться, да и мне прибегнуть к самому доступному лекарству от нервов – отдохнуть, отоспаться не в тряском экипаже, а на нормальной кровати с ребенком под боком. Что я и сделала, и средство оказалось эффективным. Даже мысли о Мише отступили, перестал мучить вопрос: а не показалось ли мне, не почудилось ли? Сама себе в минуту опасности вообразила спасителя