Любовь на Таганке. Нина Шацкая-Филатова

прослушать все его записи. Последние песни. «Грусть моя, тоска моя» – мало, наверное, кто эту песню слышал.

      ЛЮБИМОВ: Надо все о нем собрать в театр. Все пленки. В письмах он общался со многими людьми. То, что Антипов говорил, надо взять конкретные вещи на себя.

      ДЕМИДОВА: «Гамлет» может держать этот спектакль в его памяти. Может быть, оставить одну сцену с Гертрудой. И Призрак будет – Пороховщиков, и Гамлет – его голос.

      ЛЮБИМОВ: «Гамлет» только предлог. Я хочу вольный монтаж сделать.

      ДЕМИДОВА: Если вам нужен кусочек маленький «Гамлета», мы его берем, а дальше идет импровизация открытым приемом, чтобы протянуть линию поколения. И Белла, и Чухонцев, и его приятели, Давид Боровский и вы, Юрий Петрович.

      АХМАДУЛИНА: В смысле голоса его. Все должны играть, чтобы на его месте оставался пробел. Его место безмолвно. Он отвечает шекспировским безмолвием. Текст могут сделать актеры.

      БОРТНИК: Как Филатов писал: «Оглушительная тишина».

      ЛЮБИМОВ: Вы сказали, Белла, очень интересную мысль. Этим приемом можно довести до отчаяния.

      ДЕМИДОВА: Это можно будет сыграть, если сначала будет его голос.

      АХМАДУЛИНА: Не надо голоса. Пусть будет пустота. Бейтесь с ней. Его нет.

      ЛЮБИМОВ: Это и есть «распалась связь времен». Мы ищем трещины, чтобы хоть как-то ее заполнить.

      СЛАВИНА: Непонимание его при жизни.

      ФИЛАТОВ: Он был обречен. Ему уже не надо было прямого общения.

      СМЕХОВ: Надо использовать в спектакле все, что удалось собрать в эти дни. Есть много писем, фотографий.

      ЛЮБИМОВ: Мы используем это в фойе. Ведь заднюю стенку мы не будем фото оклеивать.

      АХМАДУЛИНА (читает свои стихи памяти Высоцкого):

       Твой случай таков, что мужи этих мест и предместий

       Белее Офелии бродят с безумьем во взоре.

       Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной,

       Так – быть? Или как? Что решил ты в своем Эльсиноре?

       Пусть каждый в своем Эльсиноре решает, как может.

       Дарующий радость, ты щедрый даритель страданья.

       Но Дании всякой, нам данной, тот славу умножит,

       Кто подданных душу возвысит до слез, до рыданья.

       Спасение в том, что сумели собраться на площадь

       Не сборищем сброда, бегущим глазеть на Нерона,

       А стройным собором собратьев, отринувших пошлость.

       Народ невредим, если боль о певце – всенародна.

       Народ, народившись, – не неуч, он ныне и присно —

       Не слушатель вздора и не покупатель вещицы.

       Певца обожая – расплачемся. Доблестна тризна.

       Ведь быть или не быть – вот вопрос.

       Как нам быть. Не взыщите.

       Хвалю и люблю не отвергшего гибельной чаши.

       В обнимку уходим – все дальше, все выше и чище.

       Не скаредны мы, и сердца разбиваются наши.

       Лишь так справедливо. Ведь если не наши, то чьи же?

      ДЕМИДОВА: Мне сейчас звонила Толмачева. Она была на самом первом спектакле «Гамлет» и на самом последнем.