Морские истории. Борис Житков

В этом стихотворении есть такие строки:

      – Заказное из Ростова

      Для товарища Житкова!

      – Заказное для Житкова?

      Извините, нет такого!

      В Лондон вылетел вчера

      В семь четырнадцать утра.

      Товарищ Житков – это и есть писатель Борис Степанович Житков. Впрочем, не только писатель, но ещё и путешественник, кораблестроитель, инженер-химик, изобретатель. Жизнь его была яркой и полной приключений, а в такой жизни, как известно, случаются самые неожиданные совпадения. Так вот, когда Боря Житков (он родился в 1882 году) учился в Одесской гимназии, одноклассником его оказался Коля Корнейчуков, будущий детский писатель Корней Чуковский. Маленький Коля был озорником, а маленький Боря – отличником. Боря Колю не замечал, а Коля восхищался своим одноклассником, потому что «он живёт в порту, над самым морем, среди кораблей и матросов; что все его дяди – все до одного! – адмиралы; что у него есть собственная лодка (кажется, даже под парусом), – и не только лодка, но и телескоп на трёх ножках, и скрипка, и чугунные шары для гимнастики, и дрессированный пёс». Потом мальчики всё-таки сдружились, но после гимназии их пути разошлись, и снова они встретились только в 1916 году, в Лондоне, куда Чуковский приехал с делегацией писателей, а Житков – для приёмки двигателей к самолётам морской авиации.

      Но самая важная их встреча произошла в 1923 году – обоим уже перевалило за сорок. Житков, оказавшись в гостях у старого приятеля, уселся на диван и начал рассказывать его детям истории из морской жизни. Дети слушали, раскрыв рты, и после каждого рассказа кричали: «Ещё!» Когда Житков уже собрался уходить, Чуковский предложил ему:

      – Слушай, Борис, а почему бы не сделаться тебе литератором? Попробуй опиши приключения, о которых ты сейчас говорил, и, право, выйдет неплохая книжка!

      Через несколько дней Житков принёс другу рукопись своего первого рассказа «Шквал». Чуковский сел исправлять рукопись начинающего коллеги, но быстро понял, что исправлять там почти нечего. А такое, должна я вам сказать, бывает очень, очень редко, потому что ремесло писателя – дело хитрое, которому нужно долго и серьёзно учиться.

      С этого момента Борис Степанович Житков стал детским писателем (кстати, он написал один роман для взрослых, «Виктор Вавич», про революцию 1905 года) и за четырнадцать лет творческой работы создал 192 произведения (это очень много) – среди них не только повести и рассказы, но и очерки, заметки, научно-популярные статьи. К сожалению, умер он довольно рано, в 1938 году, ему было всего пятьдесят шесть лет.

      А. Глебовская

      Что бывало

      Как я ловил человечков

      Когда я был маленький, меня отвезли жить к бабушке. У бабушки над столом была полка. А на полке пароходик. Я такого никогда не видал. Он был совсем настоящий, только маленький. У него была труба жёлтая, и на ней два чёрных пояса. И две мачты. А от мачт шли к бортам верёвочные лесенки. На корме стояла будочка, как домик. Полированная, с окошечками и дверкой. А уж совсем на корме – медное рулевое колесо. Снизу под кормой руль. И блестел перед рулём винт, как медная розочка. На носу два якоря. Ах, какие замечательные! Если б хоть один у меня такой был!

      Я сразу запросил у бабушки, чтоб поиграть с пароходиком. Бабушка мне всё позволяла. А тут вдруг нахмурилась:

      – Вот это уж не проси. Не то что играть – трогать не смей. Никогда! Это для меня дорогая память.

      Я видел, что если и заплакать – не поможет.

      А пароходик важно стоял на полке на лакированных подставках. Я глаз от него не мог оторвать.

      А бабушка:

      – Дай честное слово, что не прикоснёшься. А то лучше спрячу-ка от греха.

      И пошла к полке.

      Я чуть не заплакал и крикнул всем голосом:

      – Честное-расчестное, бабушка! – и схватил бабушку за юбку.

      Бабушка не убрала пароходика. Я всё смотрел на пароходик. Влезал на стул, чтоб лучше видеть. И всё больше и больше он мне казался настоящим. И непременно должна дверца в будочке отворяться. И наверно, в нём живут человечки. Маленькие, как раз по росту пароходика. Выходило, что они должны быть чуть ниже спички. Я стал ждать, не поглядит ли кто из них в окошечко. Наверно, подглядывают. А когда дома никого нет, выходят на палубу. Лазят, наверно, по лестничкам на мачты.

      А чуть шум – как мыши: юрк в каюту. Вниз – и притаятся. Я долго глядел, когда был в комнате один. Никто не выглянул. Я спрятался за дверь и глядел в щёлку. А они хитрые, человечки проклятые, знают, что я подглядываю. Ага! Они ночью работают, когда никто их спугнуть не может. Хитрые.

      Я стал быстро-быстро глотать чай. И запросился спать.

      Бабушка говорит:

      – Что это? То тебя силком в кровать не загонишь, а тут этакую рань и спать просишься.

      И вот, когда улеглись, бабушка погасила свет. И не видно пароходика. Я ворочался нарочно, так что кровать скрипела.

      Бабушка:

      – Чего