Ранние журавли. Чингиз Айтматов

в двух-трех шагах от него. За это короткое мгновение он разглядел ее всю, как во сне, веря и не веря тому, что видит. Пробегая мимо с напряженно вытянутой головой, лиса посмотрела ему в лицо черными блестящими глазами. Султанмурат успел подивиться этому мудрому звериному взгляду. Такой она и осталась в его памяти – с поднятой головой и так же ровно поднятым пушистым хвостом, с белесым подбрюхом, черными быстрыми лапами и умным, все оценивающим взглядом… Она знала, что Султанмурат не тронет ее.

      Он опомнился, когда Аджимурат, швырнув серпом в лисицу, завизжал:

      – Бей ее! Бей!

      Султанмурат же не успел сделать даже этого, как лисица юркнула в курай, за ней помчался Актош, и они быстро удалились вниз по балке.

      – Вот это да! – вырвалось у Султанмурата.

      Братья побежали, потом остановились. Лисы и след простыл. Только Актош взлаивал то там, то тут.

      – Эх ты, – сказал потом Аджимурат. – Упустил такую лису. Стоишь, даже рукой не шевельнешь.

      Султанмурат не знал, что и ответить. Брат был прав.

      – А зачем она тебе? – пробормотал он.

      – Как зачем? – И, не объяснив, что хотел сказать, махнул рукой.

      Потом они молча собирали накошенный хворост в общую кучу. Надо было еще немного покосить, чтобы сделать полные вязанки. И тут Аджимурат заговорил обиженно:

      – Зачем, зачем, говоришь! Отцу сшили бы лисью шапку, как у дяди Нургазы, а ты стоял!

      Султанмурат опешил: значит, вот о чем он думал, гоняясь за лисицей. И теперь пожалел, что не удалось поймать действительно такую красивую лисицу, и представил себе отца в пушистом теплом малахае, как у дяди Нургазы. Такая шапка очень пошла бы отцу. Мысли Сулманмурата прервались всхлипываниями Аджимурата. Братишка сидел на куче хвороста и горько плакал.

      – Ты что? Что с тобой? – подошел к нему Султанмурат.

      – Ничего, – ответил тот сквозь слезы.

      Султанмурат не стал особенно допытываться. Он сразу догадался, вспомнив, как недавно плакал Аджимурат, когда приезжал дядя Нургазы. Понял он, что мальчик расплакался с тоски по отцу. Лисица и лисий малахай были лишь напоминанием…

      Не знал Султанмурат, как помочь братишке. Он и сам загрустил. Проникаясь жалостью и состраданием к брату, он решил поделиться с ним самым сокровенным.

      – Ты не плачь, Аджике, – сказал он, присаживаясь возле. – Не плачь. Понимаешь, я хочу жениться, когда вернется отец.

      Аджимурат перестал плакать, удивленно уставился:

      – Жениться?

      – Да. Если ты мне поможешь в одном деле.

      – Какое дело? – сразу заинтересовался Аджимурат.

      – Только ты никому ни слова!

      – Никому! Никому не скажу!

      Теперь Султанмурат заколебался. Говорить или не говорить? Он молчал в растерянности. Аджимурат начал приставать:

      – Ну скажи, какое дело, скажи, Султан. Честное слово, никому ни слова.

      Султанмурат покрылся испариной и, не глядя в лицо брату, с трудом