Никитский бульвар. Лев Колодный

измену. Приговаривали к четвертованию и смертной казни. Из ссылки его вернула Екатерина II, пожаловавшая никогда не воевавшему дипломату звание генерал-фельдмаршала. На радостях семидесятилетний приверженец молодой царицы в память о случившемся чуде дал деньги на церковь.

      Храм украшал Арбатскую площадь. Купол и шпиль колокольни поднимались над домами бульваров и улиц, окружавших площадь. Борис Пастернак, в молодости живший поблизости, незадолго до смерти помянул церковь в «Вакханалии»:

      Город. Зимнее небо.

      Тьма. Пролеты ворот.

      У Бориса и Глеба

      Свет и служба идет.

      Это стихотворение-воспоминание он первоначально сочинил в другом размере, с деталями былой жизни, в которой участвовал и как стихотворец, и как прихожанин, ощущая при богослужении запах сосны от шушунов молящихся старух и любуясь золотом риз в «полутьме дымно-сизой»:

      В городе хмурится зимнее небо,

      Ветер врывается в арки ворот,

      Тянутся люди к Борису и Глебу,

      Слышится пенье и служба идет…

      Шла насильно оборванная служба, как легко подсчитать, 437 лет.

      Храм Бориса и Глеба, когда владения на улицах города пронумеровали, получил номер 4. Начинал бульвар с четной стороны дом под номером 2, принадлежавший подмосковной Давыдовской пустыни, старинному монастырю на реке Лопасне у нынешнего города Чехова. Антон Павлович, живший поблизости, приглашая побывать в монастыре, писал: «Поедем в красивую Давыдову пустынь». Ее прелесть, в отличие от красоты храма Бориса и Глеба, сохранилась до наших дней.

      Арендовал квартиру в доме № 2 некто Антон Григорьевич Бланк, занимавшийся набивкой чучел и «торговлей птиц», живший здесь с женой и дочерью. Сведений о других обитателях не сохранилось.

      В поле зрения фотографов, снимавших лучшие виды Москвы, дом не попадал, его прикрывали стены и купола храма Бориса и Глеба и другой церкви на площади в честь святого Тихона, разделившей участь сотен разрушенных храмов.

      О доме на Никитском бульваре, 6, заговорили громко, когда его начали ломать, чтобы построить девятиэтажную гостиницу. Четырехэтажное здание с аркой во двор, декорированное карнизами и лепниной в стиле модерн, стали оплакивать под именем «Соловьиного дома». В прошлом так его никто не звал.

      В ХVIII веке владение принадлежало князю Шаховскому Алексею Ивановичу, жившему в 1690–1737 годах, одно время правившему Малороссией, то есть Украиной. Этот князь взял на воспитание осиротевшего племянника Якова, будущего обер-прокурора Синода и генерал-прокурора, автора «Записок». Его признают одним из честнейших сановников своего времени, «примером добродетели». Описывая его жизнь, Александр Радищев в качестве эпиграфа использовал строки Державина:

      Закону Божьему послушен,

      Чувствителен, великодушен,

      Не горд, не подл и не труслив,

      К себе строжее, чем к другому,

      К поступкам хитрым не