Наследница трех клинков. Дарья Плещеева

беспомощное существо, сбежавшее от своих опекунов, и погоня завела нас сюда. Простите, что не знаем вашего почтенного имени и не можем обратиться к вам, как подобает благородным людям…

      – Я драгунский капитан в отставке, Карл Фридрих Август фон Гаккельн, – спокойно ответил хозяин дома, положив руку на край стола, где под нарочно раскрытым географическим атласом лежали пистолеты.

      – Гаккельн?! Не может быть! Чудо, истинное чудо! – И тут ночной гость перешел на русский язык: – Карл Федорович, ты не узнаешь меня?

      Русский был ему куда более привычен.

      – Покажись, открой лицо, – по-немецки велел Гаккельн.

      – Да, конечно!

      Гость сорвал треуголку – и Гаккельн ахнул.

      – Ах ты… ах ты, старый чертяка! – воскликнул он по-русски, а по-немецки продолжал: – Иди сюда, я обниму тебя! Ты жив, ты уцелел! Михаэль! Мишка! Черт бы тебя побрал!

      Михаэль-Мишка был молодым человеком лет двадцати восьми, ростом чуть выше среднего, худощавым и светловолосым. Эту внешность дамы назвали бы ангельской – невзирая, что нос длинноват и остер, рот тонкогуб и великоват, улыбка – от уха до уха. В полумраке кабинета черты лица от темных теней казались заточенными до бритвенной остроты, но днем, да на солнце, и волосы обрели бы золотистый блеск, и глаза явились синими, синее неба и моря, и всякий, глянув на это лицо, сказал бы: вот большой шутник, проказник, с которым лучше не ссориться…

      Боевые товарищи обнялись и принялись лупить друг друга ладонями по плечам, выкрикивая по-немецки и по-русски какие-то имена, какие-то названия сел и городов, ужасаясь и восторгаясь.

      – Карл Федорович, вели подать вина, – по-русски сказал наконец Михаэль-Мишка. – Ты ведь давно здесь живешь?

      – Семь лет, – по-немецки ответил Гаккельн.

      – И все окрестности знаешь? Всех соседей объездил?

      – Я полагаю, всех. Часто бываю в Добельне, а в западную сторону доезжал до Фрауэнбурга. А кто тебе надобен?

      – Мне надобна карта здешних мест. Я тебя знаю, ты немец хитрый и порядочный, не может быть, чтобы ты не вычертил хотя бы карты своих владений! – И тут Михаэль-Мишка перешел-таки на немецкий: – Товарищ мой знает лишь по-русски и немного по-французски, мы можем говорить при нем свободно. Вели же подать ему вина. Он немного выпьет и сядет дремать, мы оба устали, как будто неделю не сходили с седла… да так ведь оно и было… И я расскажу тебе, в чем дело, надеясь на твой добрый совет.

      – Помогу тебе всеми способами, если это в силах человеческих, – отвечал радостный Гаккельн. Мишка был однополчанин – не из тех, с кем вместе воевал Гаккельн, но ведь и совместная гарнизонная служба также сближает.

      Велев Гарлибу принести из погреба вино и копченую дичь, Гаккельн достал свернутую в трубку карту, которую действительно сам вычертил на досуге, раскрасив акварелью: леса сделал зелеными, озера синими, усадьбы соседей изобразил крошечными хорошенькими замками.

      – Славно! – сказал, разглядывая местность, Михаэль-Мишка. – Где же твой дом?

      – Вот