Секрет девятого калибра. Николай Леонов

вечерами в дом приходил совершенно иной, чем днем, солнечный свет. На закате он не мучает, а будто бы гладит лучами все, до чего может дотянуться. В такие вечера комнаты заливало оранжевым золотом. Это очень красиво. Женя в десятом классе увлекся фотографией и сделал несколько снимков в комнате, где мы обычно принимали гостей. Там солнце было поймать легче всего. Женя знал, как запечатлеть потрясающие моменты именно на закате. Где-то даже сохранились фотографии, но сейчас и не вспомню, куда их положила.

      Гуров проследил за ее взглядом и вспомнил, что с начала мая только и делал, что мучился во время ясной погоды. И не только он один.

      – Елизавета Ильинична, давайте уже начнем, – предложил он.

      Лигунова тут же забыла про окно, надела очки и сложила руки на коленях.

      – Я уже все рассказала вашему коллеге, – повторила она. – Станислав Васильевич, да? Славный он. Понимающий.

      – Знаю, – улыбнулся Гуров. – И дело свое знает хорошо. И все же я не Станислав Васильевич.

      – Сколько еще раз будете спрашивать об одном и том же? – нахмурилась Лигунова.

      – Столько, сколько понадобится, – со вздохом ответил Гуров. – Вы же в прошлом сотрудник МВД. Понимаете, что к чему.

      – Понимаю. – Лигунова снова отвернулась к окну.

      – Так в чем же дело? – мягко, но настойчиво спросил Гуров. – Вот, например, мне не очень понятен один момент. Вы заявили, что были жертвой домашнего насилия. Утверждали, что проживавшая с вами Карина занималась рукоприкладством. Вас осмотрел наш судмедэксперт, а перед этим вы пообщались с врачами «скорой помощи», но никто не обнаружил ни единого намека на то, что над вами физически издевались.

      Лигунова даже бровью не повела.

      – Следы, знаете ли, долго не держатся, – ответила она. – Особенно те, которые остались в душе.

      – Но сейчас-то ни одного синяка не имеется, – уточнил Гуров. – Вы врачам ведь не про душу говорили, а про тело?

      – Сейчас следов нет. Рассосалось. Но были.

      – В каких местах?

      Елизавета Ильинична прищурилась.

      – Она могла схватить меня за руку. Прямо за запястье. И дернуть. Сильно. Каждый раз после такого плечо болело несколько дней, а пальцы у нее были как когти. Или могла толкнуть с такой силой, что я влетала в стену.

      – Почему же вы не обращались в полицию? – поинтересовался Гуров. – Можно было снять побои, привлечь Карину к ответственности.

      Елизавета Ильинична нервно фыркнула, закатила глаза:

      – На мой взгляд, это очевидно. Все было бы списано на случайность, неосторожность. Скажите мне, кто будет слушать старуху? Потому и не обращалась.

      – Что же так раздражало Карину? – удивился Гуров.

      – Я. Я ее раздражала. Своим присутствием. Тем, что в этом доме настоящая хозяйка именно я, а не она. Тем, что никак не умираю, по-доброму даю советы, прошу тишины. Я, например, практически не общаюсь с соседями. Мои бывшие соседи были интересными