Там, где растает мой след. Ольга Володарская

адаптируется к новым нагрузкам, дай ему время.

      – Ты можешь погубить себя: в лучшем случае надорваться и снова слечь, а в худшем – довести себя до смерти…

      Она плакала и качала головой, не соглашаясь с решением сына. Перед ее внутренним взором стояли обе картины, а еще третья – лежащий в кровати Павел, ссохшийся, посеревший, с тусклыми глазами и потрескавшимися губами. И ее огненноволосый конопатый сын с улыбкой до ушей станет таким через десять лет, если снова обезножет. Тогда придут и уныние, и боль, и злость на себя (мог остановиться, но не стал!), и неизбежно мысль о смерти.

      – Ходи в бассейн, на массаж, поддерживай свою подвижность, – умоляюще проговорила она. – Но не рви жилы!

      – Мне нужен мощный мышечный каркас. Без него никак.

      – Ты никогда не был атлетом, а сейчас у тебя тем более не получится накачаться.

      – Это почему же? – Фил тогда очень на маму обиделся. Она не верит в сына? После того, как он сделал невозможное? Или считает это не его заслугой, а чудом?

      – Ты человек с ограниченными возможностями, Филя! – перешла на крик она. – И это навсегда! Мы не в русских былинах, и ты не Илья Муромец.

      – Границы мы устанавливаем сами, – холодно возразил ей он. – Я поднялся на ноги ради тебя. Теперь я буду действовать ради себя. Прими это.

      Она уже на следующий день извинилась за свое поведение. Фил, естественно, заверил ее в том, что все в порядке, он не в обиде. И это было так. Никакого осадка после ссор с мамой у него не оставалось, он любил ее безоглядно и готов был оправдать любой ее поступок, слово, эмоцию. В отличие от сестры. Наташка с родительницей не очень хорошо ладила. Ругалась постоянно, все требовала особого к себе отношения. Ей казалось, что мать всю себя отдает мужчинам, а дочь обделяет вниманием, теплотой, заботой. «Мне тоже себе позвоночник сломать, чтоб ты начала мне помогать?» – в обиде кричала она.

      Отношения между ними наладились, когда Наташка замуж вышла. Разъехавшись с мамой, дочь начала скучать по ней. И советы ее, нравоучения не раздражали, а заставляли задуматься, посмотреть на проблему с иной стороны. А еще оказалось, что мама не вмешивается в конфликты дочери с братом, подругами, педагогами, ухажерами (Наташка умудрялась в них вступать регулярно и ждала, что родительница примет ее сторону) не потому, что ей наплевать, она дает дочери возможность разобраться самой. Но, надо отметить, Наталья с возрастом вообще стала к людям терпимее. А особенно к родным. Спасибо за это ее мужу, брату Мурата Саиду. Он был в Наташку с детства влюблен. Она же его не замечала, считала страшненьким, к тому же маменькиным сынком. И замуж за азербайджанца выходить не желала категорически. Грезила о европейцах. Мечтала жить не по традициям давно умерших предков, а современно, ярко, свободно. Видела себя продвинутой, эмансипированной, деловой женщиной, равной партнершей своему мужу, а не хранительницей домашнего очага. Уж нет давно их, очагов этих пресловутых, везде центральное отопление и газовые плиты! Не остынут, не погаснут, если вовремя по счетам заплатить.