В огнях трёх революций. Сергей Надькин

Филин. Забрал у проигравших господ Пименова и Кононова сто выигранных червонцев.

      – Выиграл, Константин Константинович, поздравляю, сегодня ваша масть легла, – улыбнулся мещанин Кононов на правах проигравшего.

      – Зимние вечера долгие, еще будет время отыграться, голубчик, – говорил, допивая коньяк, Филин. Поставил пустую рюмку на стол.

      – Если по последнему кругу еще, для вас, господа? Сергей Владимирович, сударь, давайте еще на один круг, будьте уверены, я отыграюсь!

      – Эй, голубчик, еще по рюмочке коньяка, – обратился к официанту Филин. Слышал в ответ:

      – Хорошо, Ваше высокородие, сделаем, минуточку.

      – Видите господа, скукота – ох какая. А мы все в карты, в карты.

      – О чем ты, голубчик Константин Константинович? – посмотрел на Филина Харитон Германович Кононов.

      – Тоскливо и однообразно живем, город наш в стороне от столичной жизни, больших событий, господа. Вот как писал в своем стихотворенье Борис Шмидт:

      Годы таяли однообразно,

      Как в церковных подсвечниках воск,

      Пыльный летом, а осенью грязный,

      Жил губернский Петрозаводск, –

      зачитал, раскладывая новую карточную колоду, Филин.

      – Господин Раевский, милости просим к нашему игральному столу! Присаживайтесь, Владимир Борисович, голубчик, – позвал Константин Константинович ходившего среди одетых в жандармскую форму господ офицеров одетого в штатский наряд старика, чиновника губернского суда.

      – Здравствуйте, уважаемые господа, искренне рад вашим играм, – здоровался доброжелательно юрист Раевский с тремя игроками.

      – Добрый вечер, Владимир Борисович, – протянул свою богатырскую руку Константин Константинович юристу. – Да, уж Петрозаводск далеко удален от событий, время летит стрелой, однообразно молодость проводили, зрелость, вот и старость подкралась. Скука, скука, скука, прав господин Шмидт.

      – Сочувствую: не в Петербурге живем, – развел руками Раевский. Официант принес коньяк.

      – Разбегаемся, – затряс бородой Кононов, но игра затянулась по новому кругу. Червонцы ложились на стол в пользу Филина.

      Игра затянулась до одиннадцати ночи. Кучер не спешил везти домой. На перекрестке улиц Мариинской и Садовой тусклым светом горел уличный фонарь.

* * *

      Хмельной пьяной ночью у каменного кабака, гулявшего в полуподвале каменного губернаторского здания на Петровской площади, шло пьяное веселье. То одни, то другие, подъезжают с каретами барышни с кавалерами в прытких конных экипажах, слышен дамский смех. Из дверей кабака наконец швейцар под белы ручки выводил пьяного, еле державшегося на ногах мужчину.

      – Я хочу играть в карты: я должен отдать долг, – подумывал, спрятавшись за кустом, Саша Меркушев, выслеживая пьяного клиента.

      – Гулять хочу, гулять!

      – Куда вы?

      – Пустите, я тебе покажу! – выкрикивал пьяный мужчина, ругаясь со швейцаром. Швейцар выкинул клиента в кусты.

      «Вот