Друг капитана Гастелло. Юрий Яковлев

чем дело.

      В воскресные дни в людных местах Белозерска появляется старик с выцветшими глазами. Былой цвет определить трудно, словно глаза заволокло дымом, а сквозь дым не видно цвета. На старике солдатская гимнастерка. Видимо, приобретенная по случаю у демобилизованного, потому что своя, фронтовая, давным-давно растворилась в дожде, в поту, в лучах солнца, в мыльной пене.

      Взрослые люди с плохо скрытой улыбкой отвечают на поклоны старика, а ссужая ему сигарету, не преминут напомнить:

      – Куришь ты, Пешеходов, один сорт: чужие.

      – Для меня свое и чужое все одно, – говорит старик. – У меня ни своего, ни чужого…

      Пешеходов не задерживается среди взрослых, его лучшие приятели и слушатели – ребятня. Эти засыпают вопросами, на которые он отвечает с великой охотой. Больше того, он ждет этих вопросов и, отвечая на них, испытывает удивительное чувство, знакомое лишь засыхающему дереву, когда на его узловатой мертвой ветке неожиданно зазеленеет листок.

      – Дедушка Пешеходов, верно, что ты на войне до Берлина пешком дошел? – спрашивает старика кто-то из маленьких собеседников.

      И старик отвечает:

      – Прошел до Берлина… пешком. И фамилия моя потому Пешеходов.

      – А ты не устал?

      – Устал. Что поделаешь! Машин мало было. Только танки и лошади.

      – Ты бы на лошади, – советует кто-то из ребят.

      – Так и лошадей не хватало. Если бы каждому солдату лошадь – война бы раньше кончилась. А то пешком до Берлина далеко-о… Идешь, идешь, и конца не видно. Я своих сыновей так и не догнал.

      – Они быстро шли?

      – Быстро.

      – Пешком?

      – Пешком. Они же у меня Пешеходовы… Только сыновья моложе. Ноги у них резвые. Я не поспевал за ними.

      Постепенно кружок слушателей увеличивается. Приходят новички и те, кто уже много раз слушал дедушку Пешеходова. Эти заранее знают его ответы, но терпеливо молчат. У них со стариком как бы разыгрывается спектакль. И каждый хорошо знает свою роль.

      – Дедушка Пешеходов, – уже в который раз спрашивают ребята, – а кто в первый день войны встретил немцев под Бугом?

      – Мои сыновья, Семён и Василий, – как бы впервые отвечает старик.

      – А кто в Сталинграде стоял до последнего дыхания?

      – Мои сыновья, Семён и Василий.

      – А кто грудью упал на вражескую амбразуру?

      – Мои сыновья…

      И тут, как бы желая задать старику задачу, кто-нибудь обязательно спрашивает:

      – Как же они до Берлина дошли, если грудью на амбразуру, а там пулемет?

      Нет, не собьешь старика!

      – Они поднялись с амбразуры и зашагали дальше, – невозмутимо отвечает он, и в его глазах, застеленных дымом, проступает такая непоколебимая уверенность, что никто из слушателей уже не решается усомниться в словах старого солдата.

      – А кто первым вышел на правый берег Днепра?

      – Мои сыновья, Семён и Василий.

      – Они всю войну пешком или потом на лошадях?

      – Пешком! – отвечает старик и вдруг умолкает, задумывается и, отвлекшись от рассказа, говорит: – Лошадей на войне жалко было. Обстрел начнется, люди попадают, спрячутся в щели, а лошадь стоит. Все железо в нее впивается.

      – Все железо? – испуганно спрашивает кто-нибудь из самых маленьких слушателей, не в силах представить себе все железо, впившееся в лошадь: очень много получается железа…

      А к тому времени уже готовы новые вопросы, и старик отвечает на них сдержанно и достойно.

      – А на Курской дуге кто задержал «тигров» и «фердинандов»[2]?

      – Мои сыновья…

      – А кто в Берлине Красное знамя над Рейхстагом поднял?

      – Мои сыновья…

      – Везде поспевали?

      – Везде. Ноги у них молодые. Шли, шли без отдыха, а вернуться с войны домой сил не хватило.

      – Так и не вернулись?

      – Так и не вернулись. Спят в могиле.

      При слове «могила» у ребят как бы перехватывает дыхание. Это слово на мгновение превращает Семёна и Василия в обычных людей, которых хоронят на кладбище. И дети испытывают скорее разочарование, чем жалость: всю войну сыновья Пешеходова прошагали пешком, без лошади, почему же теперь они «спят в могиле»?

      И тогда кто-то из ребят решается спросить:

      – Где их могила?

      Старик распрямляется, и вечный дым, стоящий в его глазах, как бы развеивается. Он говорит:

      – Мои сыновья спят во всех солдатских могилах. По всей родной земле.

      И оттого, что сыновья дедушки Пешеходова спят во всех братских могилах, детские горячие умы снова превращают их в былинных героев, готовых проснуться, когда пробьет час!

      Игра в красавицу

      В то время мы думали, что

2

«Тигр» и «Фердинанд» – модели немецких танков времен Второй мировой войны.