Бесприданница. Александр Островский

Ах, батюшко мой!

      Рисположенский. И бысть ему, сударыня ты моя, сон в нощи…

      Входит Б о л ь ш ов.

      Явление девятое

      Те же и Большов.

      Большов. А! и ты, барин, здесь! Что это ты тут проповедуешь?

      Рисположенский (кланяется). Всё ли здоровы, Самсон Силыч?

      Устинья Наумовна. Что это ты, яхонтовый, похудел словно? Аль увечье какое напало?

      Большов (садясь). Простудился, должно быть, либо геморрой, что ли, расходился…

      Аграфена Кондратьевна. Ну, так, Сысой Псович, что ж ему дальше-то было?

      Рисположенский. После, Аграфена Кондратьевна, после доскажу, на свободе как-нибудь забегу в суме-речки и расскажу.

      Большов. Что это ты, али за святость взялся! Ха-ха-ха! Пора очувствоваться.

      Аграфена Кондратьевна. Ну, уж ты начнешь! Не дашь по душе потолковать.

      Большов. По душе!.. Ха-ха-ха… А ты спроси-ко, как у него из суда дело пропало; вот эту историю-то он тебе лучше расскажет.

      Рисположенский. Ан нет же, и не пропало! Вот и неправда, Самсон Силыч!

      Большов. А за что ж тебя оттедова выгнали?

      Рисположенский. А вот за что, матушка Аграфена Кондратьевна. Взял я одно дело из суда домой, да дорогой-то с товарищем и завернули, человек слаб, ну, понимаете… с позволенья сказать, хошь бы в погребок… там я его оставил, да хмельной-то, должно быть, и забыл. Что ж, со всяким может случиться. Потом, сударыня моя, в суде и хватились этого дела-то: искали, искали, я и на дом-то ездил два раза с экзекутором – нет как нет! Хотели меня суду предать, а тут я и вспомнил, что, должно быть, мол, я его в погребке забыл. Поехали с экзекутором – оно там и есть.

      Аграфена Кондратьевна. Что ж! Не токмо что с пьющим, и с непьющим бывает. Что ж за беда такая!

      Большов. Как же тебя в Камчатку не сослали?

      Рисположенский. Уж и в Камчатку! А за что, позвольте вас спросить, за что в Камчатку-то сослать?

      Большов. За что! За безобразие! Так неужели ж вам потакать? Этак вы с кругу сопьетесь.

      Рисположенский. Ан вот простили. Вот, матушка Аграфена Кондратьевна, хотели меня суду предать за это за самое. Я сейчас к генералу к нашему, бух ему в ноги. Ваше, говорю, превосходительство! Не погубите! Жена, говорю, дети маленькие! Ну, говорит, Бог с тобой, лежачего не бьют, подавай, говорит, в отставку, чтоб я и не видал тебя здесь. Так и простил. Что ж! Дай Бог ему здоровья! Он меня и теперь не забывает; иногда забежишь к нему на празднике: что, говорит, ты, Сысой Псоич? С праздником, мол, ваше превосходительство, поздравить пришел. Вот к Троице ходил недавно, просвирку ему принес. Я, Аграфена Кондратьевна, рюмочку выпью. (Пьет.)

      Аграфена Кондратьевна. Кушай, батюшко, на здоровье! А мы с тобой, Устинья Наумовна, пойдем-ко, чай, уж самовар готов; да покажу я тебе, есть у нас кой-что из приданого новенького.

      Устинья Наумовна. У вас, чай, и так вороха наготовлены, бралиянтовая.

      Аграфена Кондратьевн а. Что делать-то! Материи новые вышли, а нам будто не стать за них деньги платить.

      Устинья Наумовна.