Граф Монте-Кристо. Александр Дюма

сказал он. – Все, что вы мне рассказали, сущая правда? Я могу верить вам вполне?

      – Вот, господин аббат, – сказал Кадрусс, – здесь в углу висит святое распятие; там, на комоде, лежит Евангелие моей жены. Откройте эту книгу, и я поклянусь вам на ней, перед лицом распятия, поклянусь вам спасением моей души, моей верой в Спасителя, что я сказал вам все, как было, в точности так, как ангел-хранитель скажет об этом на ухо господу богу в день Страшного суда!

      – Хорошо, – сказал аббат, которого искренность, звучавшая в голосе Кадрусса, убедила в том, что тот говорит правду, – хорошо; желаю, чтобы эти деньги пошли вам на пользу! Прощайте. Я снова удаляюсь от людей, которые причиняют друг другу так много зла.

      И аббат, с трудом отделавшись от восторженных излияний Кадрусса, сам снял засов с двери, вышел, сел на лошадь, поклонился еще раз трактирщику, расточавшему многословные прощальные приветствия, и ускакал по той же дороге, по которой приехал.

      Обернувшись, Кадрусс увидел стоявшую позади него Карконту, еще более бледную и дрожащую, чем всегда.

      – Верно я слышала? – сказала она.

      – Что? Что он отдал алмаз нам одним? – сказал Кадрусс, почти обезумевший от радости.

      – Да.

      – Истинная правда, алмаз у меня.

      Жена посмотрела на него, потом сказала глухим голосом:

      – А если он фальшивый?

      Кадрусс побледнел и зашатался.

      – Фальшивый! – прошептал он. – Фальшивый… А чего ради он стал бы давать фальшивый алмаз?

      – Чтобы даром выманить у тебя твои тайны, болван!

      Кадрусс, сраженный таким предположением, окаменел на месте. Минуту спустя он схватил шляпу и надел ее поверх красного платка, повязанного вокруг головы.

      – Мы это сейчас узнаем, – сказал он.

      – Как?

      – В Бокере ярмарка; там есть приезжие ювелиры из Парижа; я пойду покажу им алмаз. Ты, жена, стереги дом; через два часа я вернусь.

      И Кадрусс выскочил на дорогу и побежал в сторону, противоположную той, куда направился незнакомец.

      – Пятьдесят тысяч франков! – проворчала Карконта, оставшись одна. – Это деньги… но не богатство.

      VII. Тюремные списки

      На другой день после того, как на дороге между Бельгардом и Бокером происходила описанная нами беседа, человек, лет тридцати, в василькового цвета фраке, нанковых панталонах и белом жилете, по осанке и выговору чистокровный англичанин, явился к марсельскому мэру.

      – Милостивый государь, – сказал он, – я старший агент римского банкирского дома Томсон и Френч; мы уже десять лет состоим в сношениях с марсельским торговым домом «Моррель и Сын». У нас с этой фирмой в оборотах до ста тысяч франков, и вот, услышав, что ей грозит банкротство, мы обеспокоены. А потому я нарочно приехал из Рима, чтобы попросить у вас сведений об этом торговом доме.

      – Милостивый государь, – отвечал мэр, – мне действительно известно, что за последние годы господина Морреля