Главная улица. Синклер Льюис

с мужем в кино, где их бурно приветствовали другие пары; или, пока не похолодало, они сидели на крыльце, перекликаясь со знакомыми, проезжавшими мимо в автомобилях, или с соседями, сгребавшими листья. Пыль золотилась в лучах заходящего солнца; улица наполнялась горьковатым запахом сжигаемых листьев.

V

      Но она смутно жаждала иметь кого-нибудь, с кем она могла бы делиться мыслями.

      Однажды, когда она коротала за шитьем послеобеденные часы и, скучая, ждала, не зазвонит ли телефон, Би доложила о приходе мисс Вайды Шервин.

      Если бы вы пристально вгляделись в Вайду Шервин, то заметили бы, что хотя у нее живые голубые глаза, но на лице уже появились тонкие морщинки, что кожа пожелтела или, вернее, выцвела; вы заметили бы, что грудь у нее плоская, а пальцы огрубели от иглы, мела и пера; что блузка и платье у нее самые будничные, из простой материи, а шляпа, слишком сдвинутая на затылок, открывает сухой лоб. Но в Вайду Шервин никто не вглядывался пристально. Да это и невозможно было. Ее необычайная подвижность скрывала ее словно дымкой. Она была проворна и деятельна, точно белка. Пальцы у нее так и порхали. Ее симпатия проявлялась бурными вспышками. Она всегда сидела на самом краешке стула, стремясь быть ближе к слушателю, чтобы заражать его своим энтузиазмом и оптимизмом.

      Влетев в комнату, она выпалила залпом:

      – Боюсь, вы считаете некрасивым со стороны учителей, что они как будто не проявили желания сблизиться с вами. Но мы хотели дать вам немного освоиться здесь. Я Вайда Шервин и в меру сил преподаю французский, английский и еще некоторые предметы в средней школе.

      – Я была бы рада познакомиться с учителями. Я ведь была библиотекаршей…

      – О, вам незачем рассказывать! Я знаю о вас решительно все! Просто ужас, как много знаешь в этом городишке, начиненном сплетнями. Вы нам очень-очень нужны. Это милейший и честнейший городок (а разве честность не лучшая вещь на свете?), но это сырой алмаз, и вы должны его отшлифовать, а мы смиренно…

      Она остановилась перевести дух и закончила свой комплимент улыбкой.

      – Если бы я хоть чем-то могла помочь вам… Не совершу ли я непростительный грех, если скажу шепотом, что нахожу Гофер-Прери не очень красивым?

      – Конечно, он безобразен. Страшно безобразен! Впрочем, я, вероятно, единственный человек в городе, кому вы можете без опасения сказать такую вещь. (За исключением, пожалуй, адвоката Гая Поллока – вы уже знакомы с ним? – о, вам необходимо познакомиться! Он страшно мил – умница, интеллигентный и такой деликатный!) Но меня не особенно смущает безобразие города. Это все изменится. Дух жителей внушает мне надежду. Это здоровый, трезвый дух, но робкий. Его нужно пробудить, а это могут сделать живые люди вроде вас. И я буду вас подгонять!

      – Великолепно! Что же я должна делать? Я подумывала, нельзя ли пригласить сюда хорошего архитектора прочесть несколько лекций.

      – Да-a, но не находите ли вы, что лучше использовать имеющиеся средства? Может быть, это покажется