Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3. Александр Дюма

Бражелон продолжает расспрашивать

      Капитан находился при исполнении служебных обязанностей: он дежурил. Сидя в глубоком кожаном кресле, воткнув шпоры в паркет, со шпагою между ног, он читал, покручивая усы, письма, лежавшие перед ним целою грудой.

      Заметив сына своего старинного друга, д’Артаньян пробурчал что-то радостное.

      – Рауль, милый мой, по какому случаю король вызвал тебя?

      Эти слова неприятно поразили слух юноши, и он ответил, усаживаясь на стул:

      – Право, ничего об этом не знаю. Знаю лишь то, что я возвратился.

      – Гм! – пробормотал д’Артаньян, складывая письма и окидывая пронизывающим взглядом своего собеседника. – Что ты там толкуешь, мой милый? Что король тебя вовсе не вызывал, а ты все же вернулся? Я тут чего-то не понимаю.

      Рауль был бледен и со стесненным видом вертел в руках шляпу.

      – Какого черта ты строишь такую кислую физиономию и что за могильный тон? – сказал капитан. – Это что же, в Англии приобретают такие повадки? Черт подери! И я побывал в Англии, но возвратился оттуда веселый, как зяблик. Будешь ли ты говорить?

      – Мне надо сказать слишком много.

      – Ах вот как! Как поживает отец?

      – Дорогой друг, извините меня. Я только что хотел спросить вас о том же.

      Взгляд д’Артаньяна, проникавший в любые тайны, стал еще более острым. Он спросил:

      – У тебя неприятности?

      – Полагаю, что вы об этом отлично осведомлены, господин д’Артаньян.

      – Я?

      – Несомненно. Не притворяйтесь же, что вы удивлены этим.

      – Я нисколько не притворяюсь, друг мой.

      – Дорогой капитан, я очень хорошо знаю, что ни в уловках, ни в силе я не могу состязаться с вами, и вы меня с легкостью одолеете. Видите ли, сейчас я непроходимо глуп, я жалкая, ничтожная тварь. Я лишился ума, и руки мои висят, как плети. Так не презирайте же меня и окажите мне помощь! Я несчастнейший среди смертных.

      – Это еще почему? – спросил д’Артаньян, расстегивая пояс и смягчая выражение лица.

      – Потому, что мадемуазель де Лавальер обманывает меня. Лицо д’Артаньяна не изменилось.

      – Обманывает! Обманывает! И слова-то какие важные! Кто тебе про это сказал?

      – Все.

      – А-а, если все говорят тебе про это, значит, тут есть доля истины. Что до меня, то я верю, что где-то есть пламя, раз я увидел дым. Это смешно, но тем не менее это так.

      – Значит, вы верите! – вскричал Бражелон.

      – Если ты со мной делишься…

      – Разумеется.

      – Я не вмешиваюсь в дела подобного рода, и ты это хорошо знаешь.

      – Как! Даже для друга? Для сына?

      – Вот именно. Если б ты был чужим, посторонним, я сказал бы тебе… я бы ничего тебе не сказал… Не знаешь ли, как поживает Портос?

      – Сударь! – воскликнул Рауль, сжимая руку д’Артаньяну. – Во имя дружбы, которую вы обещали моему отцу!

      – Ах черт! Я вижу, что ты серьезно заболел… любопытством.

      – Это не любопытство, это любовь.

      – Поди ты! Вот