Убей его, Джейн Остин!. Коллектив авторов

потом выключил. Не без труда выщелкнул сим-карту.

      Ох уж эта современная техника, за восемь секунд уже не разберешь.

      Разбросав сеть незаметных взглядов, он просканировал возможных свидетелей, затем быстро, но тщательно протер телефон и сим-карту краем легкого шарфа и, в тот же шарф их завернув, не без труда поднялся со скамейки и зашагал к ближайшему мусорному бачку. Там он рассчитанным движением выронил телефон на камень – ах, какая неловкость! – и раздавил его каблуком, а затем поднял – все тем же краем шарфа – и опустил в мусорный бак. Сим-карта скользнула в карман – нужно будет выбросить в другом районе.

      Он открыл книгу на первой из загнутых страниц и перечитал описание. Ошибки быть не могло. Заложив книгу пальцем, он по привычке двинулся к метро – и остановился через несколько шагов.

      В метро камеры. Они зафиксируют, как и когда он вошел с книгой в руках. Такси надежнее. И расплатиться наличными. Как удачно, что доктор Тома не принимает карты.

      Доковыляв до перекрестка, он вскинул руку, подзывая такси. Нужно будет сменить пару машин, пока добирается до места. Годы работы научили его, что подобные предосторожности лишними не бывают. Вдруг еще удастся уйти.

      Привычным жестом он слегка сдвинул манжету, чтобы незаметно глянуть на часы. Как раз успеет забрать «глок» и приехать к шести в центральный книжный.

      Он не станет стрелять сразу. Подождет немного.

      Убедится, что никто не привел с собой детей.

      Послушает автора – удастся ли узнать его голос?

      Задаст вопросы.

      «Как вам пришла в голову идея этой книги?» – спросит он.

      Пусть тот почувствует себя настоящим писателем. Пусть расслабится перед следующим вопросом.

      Дальше можно бить кучно.

      «Как вы узнали, кто из жертв был убит первым?»

      «Откуда вам известно, что именно говорила женщина, когда умоляла не убивать хотя бы новорожденную дочь?»

      И, когда тот уже все поймет и, наверное, попытается бежать, можно будет достать «глок» – и перед выстрелом задать последний вопрос:

      «Сообщили ли вам, что у мсье и мадам Брессар было не трое, а четверо детей?»

      Айгуль Кисыкбасова. Домовой

      Впервые домовой шепнул о себе в лохматый апрельский день, когда дождливая весна монотонно капала с крыши и мочила хмурых толстых голубей, взявших привычку зимовать на нашем подоконнике до уверенного, уже неотменяемого тепла.

      Я слонялась по квартире и с укором косилась на настенные часы. Они ворочали стрелками сонно, медленно, по-стариковски, вредничали и не спешили объявлять вечер, когда мама придет с работы и – я невольно сглотнула – принесет «взятку». Сушки, пряники, вафли. Если повезет, коробку лежалых, покрытых белыми трещинками, но шоколадных – и от того как будто все равно восхитительных – конфет. Вкусные осколки чужих столов, что перепадали усталому участковому доктору от в меру благодарных больных.

      Мама всегда говорила о них «больные», никогда «пациенты»,