Нож сновидений. Роберт Джордан

лишай. Мэт мог спокойно просунуть кулак в промежуток между грудной клеткой кобылы и ее локтевым суставом – у нее, несомненно, размашистый ход, – но втиснуть ладонь между ее последним ребром и бедром было сложно. Она вынослива, и быстрый бег вряд ли повредит ее сухожилиям.

      – Милорд, я смотрю, вы знаток.

      – Вот именно, мастер Фирним. Десять золотых крон – это слишком, особенно за пегую. Знаете, кое-кто говорит, будто они приносят несчастье. Не могу сказать, что я в это верю. Иначе я даже не стал бы предлагать свою цену.

      – Несчастье? Ничего такого не слыхал, милорд. И какова ваша цена?

      – За десять золотых я куплю себе чистокровного тайренца. Не самого лучшего, но все-таки тайренца. Я дам за нее десять крон. Серебром.

      Фирним запрокинул голову и вызывающе громко расхохотался. Отсмеявшись, он посерьезнел, и они продолжили торговаться. В итоге Мэт вручил ему пять крон и четыре марки золотом и еще три кроны серебром. Все монеты были отчеканены в Эбу Дар. В сундуке под кроватью у него имелись монеты из разных стран, но с иноземными деньгами всегда много мороки, потому что надо искать банкира или менялу, чтобы взвесить монеты и высчитать, как они соотносятся с местными. А Мэт не только не хотел лишний раз привлекать к себе внимание, но и понимал, что в таком случае ему придется заплатить больше, а то и все требуемые десять золотых крон. Судя по всему, весы, с помощью которых оценивают монеты, всегда склоняются в пользу менял. Мэт не предполагал, что ему удастся сбить цену настолько, но, судя по довольной физиономии Фирнима, который наконец-то заметно повеселел, тот не ожидал получить так много. В торговле лошадьми самое замечательное завершение торга – когда обе стороны считают, что заключили выгодную сделку. Как-никак, день начался отлично, и плевать на эти проклятые игральные кости. Ему следовало знать, что так не может продолжаться долго.

      Когда к полудню Мэт вернулся к балагану, сидя верхом на «лезвии» – потому что нога не давала покоя, а в голове по-прежнему перекатывались треклятые игральные кости, – очередь на вход оказалась еще длиннее, чем утром. Люди ждали, когда наступит их черед пройти под натянутой между двумя высоченными жердями большой голубой вывеской, на которой красовалось название представления, написанное аршинными красными буквами. Стоило одному любителю зрелищ опустить монетки в прозрачный кувшин, который держал плечистый конюх, одетый в грубую шерстяную куртку, – из этого кувшина под бдительным присмотром другого, еще более внушительного конюха монеты пересыпались в обитый железом сундук, – новый посетитель пристраивался в хвост очереди, так что короче она не становилась. Вереница людей тянулась вдоль веревочного ограждения и заворачивала за угол. Как ни странно, никто не толкался и не пихался. Среди посетителей было много фермеров и селян, которые распознавались по шерстяным одеждам и грязи, въевшейся в ладони, однако личики их жен и мордашки детей были тщательно вымыты. К сожалению, Люка таки собрал свою вожделенную толпу. Теперь